- Что там? что такое? - спросили мальчики.
- Ничего, - отвечал Павел, махнув рукой на лошадь, - так, что-то собаки
зачуяли. Я думал, волк, - прибавил он равнодушным голосом, проворно дыша
всей грудью.
Я невольно полюбовался Павлушей. Он был очень хорош в это мгновение.
Его некрасивое лицо, оживленное быстрой ездой, горело смелой удалью и
твердой решимостью. Без хворостинки в руке, ночью, он, нимало не колеблясь,
поскакал один на волка... "Что за славный мальчик!" - думал я, глядя на
него.
- А видали их, что ли, волков-то? - спросил трусишка Костя.
- Их всегда здесь много, - отвечал Павел, - да они беспокойны только
зимой.
Он опять прикорнул перед огнем. Садясь на землю, уродил он руку на
мохнатый затылок одной из собак, и долго не поворачивало головы обрадованное
животное, с признательной гордостью посматривая сбоку на Павлушу.
Ваня опять забился под рогожку.
- А какие ты нам, Илюшка, страхи рассказывал, - заговорил Федя,
которому, как сыну богатого крестьянина, приходилось быть запевалой (сам же
он говорил мало, как бы боясь уронить свое достоинство). - Да и собак тут
нелегкая дернула залаять... А точно, я слышал, это место у вас нечистое.
- Варнавицы?.. Еще бы! еще какое нечистое! Там не раз, говорят, старого
барина видали - покойного барина. Ходит, говорят, в кафтане долгополом и все
это этак охает, чего-то на земле ищет. Его раз дедушка Трофимыч повстречал:
"Что, мол, батюшка, Иван Иваныч, изволишь искать на земле?"
- Он его спросил? - перебил изумленный Федя.
- Да, спросил.
- Ну, молодец же после этого Трофимыч... Ну, и что ж тот?
- Разрыв-травы, говорит, ищу. - Да так глухо говорит, глухо: -
Разрыв-травы. - А на что тебе, батюшка Иван Иваныч, разрыв-травы? - Давит,
говорит, могила давит, Трофимыч: вон Хочется, вон...
- Вишь какой! - заметил Федя, - мало, знать, пожил.
- Экое диво! - промолвил Костя. - Я думал, покойников можно только в
родительскую субботу видеть.
- Покойников во всяк час видеть можно, - с уверенностью подхватил
Ильюша, который, сколько я мог заметить, лучше других знал все сельские
поверья... - Но а в родительскую субботу ты можешь и живого увидать, за кем,
то есть, в том году очередь помирать. Стоит только ночью сесть на паперть на
церковную да все на дорогу глядеть. Те и пойдут мимо тебя по дороге, кому,
то есть, умирать в том году. Вот у нас в прошлом году баба Ульяна на паперть
ходила.
- Ну, и видела она кого-нибудь? - с любопытством спросил Костя.
- Как же. Перво-наперво она сидела долго, долго, никого не видала и не
слыхала... только все как будто собачка этак залает, залает где-то... Вдруг,
смотрит: идет по дорожке мальчик в одной рубашонке. Она приглянулась -
Ивашка Федосеев идет...
- Тот, что умер весной? - перебил Федя.
- Тот самый. Идет и головушки не подымает... А узнала его Ульяна... Но
а потом смотрит: баба идет. Она вглядываться, вглядываться, - ах ты,
Господи! - сама идет по дороге, сама Ульяна.