Живет Мардарий Аполлоныч
совершенно на старый лад. И дом у него старинной постройки: в передней, как
следует, пахнет квасом, сальными свечами и кожей; тут же направо буфет с
трубками и утиральниками; в столовой фамильные портреты, мухи, большой
горшок ерани и кислые фортопьяны; в гостиной три дивана, три стола, два
зеркала и сиплые часы, с почерневшей эмалью и бронзовыми, резными стрелками;
в кабинете стол с бумагами, ширмы синеватого цвета с наклеенными картинками,
вырезанными из разных сочинений прошедшего столетия, шкапы с вонючими
книгами, пауками и черной пылью, пухлое кресло, итальянское окно да наглухо
заколоченная дверь в сад... Словом, все как водится. Людей у Мардария
Аполлоныча множество, и все одеты по-старинному: в длинные синие кафтаны с
высокими воротниками, панталоны мутного колорита и коротенькие желтоватые
жилетцы. Гостям они говорят: "батюшка". Хозяйством у него заведывает
бурмистр из мужиков, с бородой во весь тулуп; домом - старуха, повязанная
коричневым платком, сморщенная и скупая. На конюшне у Мардария Аполлоныча
стоит тридцать разнокалиберных лошадей; выезжает он в домоделанной коляске в
полтораста пуд. Гостей принимает он очень радушно и угощает на славу, то
есть: благодаря одуряющим свойствам русской кухни, лишает их вплоть до
самого вечера всякой возможности заняться чем-нибудь, кроме преферанса. Сам
же никогда ничем не занимается и даже "Сонник" перестал читать. Но таких
помещиков у нас на Руси еще довольно много; спрашивается: с какой стати я
заговорил о нем и зачем?.. А вот позвольте вместо ответа рассказать вам одно
из моих посещений у Мардария Аполлоныча.
Приехал я к нему летом, часов в семь вечера. У него только что отошла
всенощная, и священник, молодой человек, по-видимому, весьма робкий и
недавно вышедший из семинарии, сидел в гостиной возле двери, на самом
краюшке стула. Мардарий Аполлоныч, по обыкновению, чрезвычайно ласково меня
принял: он непритворно радовался каждому гостю, да и человек он был вообще
предобрый. Священник встал и взялся за шляпу.
- Погоди, погоди, батюшка, - заговорил Мардарий Аполлоныч, не выпуская
моей руки, - не уходи... Я велел тебе водки принести.
- Я не пью-с, - с замешательством пробормотал священник и покраснел до
ушей.
- Что за пустяки! Как в вашем званье не пить! - отвечал Мардарий
Аполлоныч. - Мишка! Юшка! водки батюшке!
Юшка, высокий и худощавый старик лет восьмидесяти, вошел с рюмкой водки
на темном крашеном подносе, испещренном пятнами телесного цвета.
Священник начал отказываться.
- Пей, батюшка, не ломайся, нехорошо, - заметил помещик с укоризной.
Бедный молодой человек повиновался.
- Ну, теперь, батюшка, можешь идти.
Священник начал кланяться.
- Ну, хорошо, хорошо, ступай... Прекрасный человек, - продолжал
Мардарий Аполлоныч, глядя ему вслед, - очень я им доволен; одно - молод еще.
Все проповеди держит, да вот вина не пьет.