- Николай Еремеич, барыня вас к себе требует.
- Кто у барыни? - спросил он казачка.
- Аксинья Никитишна и купец из Венева.
- Сею минутою явлюся. А вы, братцы, - продолжал он убедительным
голосом, - ступайте-ка лучше отсюда вон с новопожалованным истопником-то:
неравно немец забежит, как раз нажалуется.
Толстяк поправил у себя на голове волосы, кашлянул в руку, почти
совершенно закрытую рукавом сюртука, застегнулся и отправился к барыне,
широко расставляя на ходу ноги. Погодя немного и вся ватага поплелась за ним
вместе с Купрей. Остался один мой старый знакомый, дежурный. Он принялся
было чинить перья, да сидя и заснул. Несколько мух тотчас воспользовались
счастливым случаем и облепили ему рот. Комар сел ему на лоб, правильно
расставил свои ножки и медленно погрузил в его мягкое тело все свое жало.
Прежняя рыжая голова с бакенбардами снова показалась из-за двери, поглядела,
поглядела и вошла в контору вместе с своим довольно некрасивым туловищем.
- Федюшка! а Федюшка! вечно спишь! - проговорила голова.
Дежурный открыл глаза и встал со стула.
- Николай Еремеич к барыне пошел?
- К барыне пошел, Василий Николаич.
"А! а! - подумал я, - вот он - главный кассир".
Главный кассир начал ходить по комнате. Впрочем, он более крался, чем
ходил, и таки вообще смахивал на кошку. На плечах его болтался старый черный
фрак, с очень узкими фалдами; одну руку он держал на груди, а другой
беспрестанно брался за свой высокий и тесный галстух из конского волоса и с
напряжением вертел головой. Сапоги носил он козловые, без скрипу, и выступал
очень мягко.
- Сегодня Ягушкин помещик вас спрашивал, - прибавил дежурный.
- Гм, спрашивал? Что ж он такое говорил?
- Говорил, что, дескать, к Тютюреву вечером заедет и вас будет ждать.
Нужно, дескать, мне с Васильем Николаичем об одном деле переговорить, а о
каком деле - не сказывал; уж Василий Николаич, говорит, знает.
- Гм! - возразил главный кассир и подошел к окну.
- Что, Николай Еремеев в конторе? - раздался в сенях громкий голос, и
человек высокого роста, видимо рассерженный, с лицом неправильным, но
выразительным и смелым, довольно опрятно одетый, шагнул через порог.
- Нет его здесь? - спросил он, быстро глянув кругом.
- Николай Еремеич у барыни, - отвечал кассир. - Что вам надобно,
скажите мне, Павел Андреич: вы мне можете сказать... Вы чего хотите?
- Чего я хочу? Вы хотите знать, чего я хочу? (Кассир болезненно кивнул
головой.) Проучить я его хочу, брюхача негодного, наушника подлого... Я ему
дам наушничать!
Павел бросился на стул.
- Что вы, что вы, Павел Андреич? Успокойтесь... Как вам не стыдно? Вы
не забудьте, про кого вы говорите, Павел Андреич! - залепетал кассир.
- Про кого? А мне что за дело, что его в главные конторщики пожаловали!
Вот, нечего сказать, нашли кого пожаловать! Вот уж точно, можно сказать,
пустили козла в огород!
- Полноте, полноте, Павел Андреич, полноте! Бросьте это...