Подашь ему
стакан с водой или кушанье: "Ах, вода воняет! ах, кушанье воняет!" Вынесешь,
за дверью постоишь да принесешь опять: "Ну вот, теперь хорошо, ну вот,
теперь не воняет". А уж барыни, скажу вам, а уж барыни что!.. или вот еще
барышни!..
- Федюшка! - раздался голос толстяка в конторе.
Дежурный проворно вышел. Я допил стакан чаю, лег на диван и заснул. Я
спал часа два.
Проснувшись, я хотел было подняться, да лень одолела; я закрыл глаза,
но не заснул опять. За перегородкой в конторе тихонько разговаривали. Я
невольно стал прислушиваться.
- Тэк-с, тэк-с, Николай Еремеич, - говорил один голос, - тэк-с. Эвтого
нельзя в расчет не принять-с; нельзя-с, точно... Гм! (Говорящий кашлянул.)
- Уж поверьте мне, Гаврила Антоныч, - возразил голос толстяка, - уж мне
ли не знать здешних порядков, сами посудите.
- Кому же и знать, Николай Еремеич: вы здесь, можно сказать, первое
лицо-с. Ну, так как же-с? - продолжал незнакомый мне голос. - Чем же мы
порешим, Николай Еремеич? Позвольте полюбопытствовать.
- Да чем порешим, Гаврила Антоныч? От вас, так сказать, дело зависит:
вы, кажется, не охотствуете.
- Помилуйте, Николай Еремеич, что вы-с? Наше дело торговое, купецкое;
наше дело купить. Мы на том стоим, Николай Еремеич, можно сказать.
- Восем рублей, - проговорило расстановкою толстяк.
Послышался вздох.
- Николай Еремеич, больно много просить изволите.
- Нельзя, Гаврила Антоныч, иначе поступить; как перед Господом Богом
говорю, нельзя.
Наступило молчание.
Я тихонько приподнялся и посмотрел сквозь трещину в перегородке.
Толстяк сидел ко мне спиной. К нему лицом сидел купец, лет сорока, сухощавый
и бледный, словно вымазанный постным маслом. Он беспрестанно шевелил у себя
в бороде и очень проворно моргал глазами и губами подергивал.
- Удивительные, можно сказать, зеленя в нынешнем году-с, - заговорил он
опять, - я все ехал да любовался. От самого Воронежа удивительные пошли,
первый сорт-с, можно сказать.
- Точно, зеленя недурны, - отвечал главный конторщик, - да ведь вы
знаете, Гаврила Антоныч, осень всклочет, а как весна захочет.
- Действительно так, Николай Еремеич: все в Божьей воле; совершенную
истину изволили сказать... А никак ваш гость-то проснулся-с.
Толстяк обернулся... прислушался...
- Нет, спит. А впрочем, можно, того...
Он подошел к двери.
- Нет, спит, - повторил он и вернулся на место.
- Ну, так как же, Николай Еремеич? - начал опять купец. - Надо
дельце-то покончить... Так уж и быть, Николай Еремеич, так уж и быть, -
продолжал он, беспрерывно моргая, - две сереньких и беленькую вашей милости,
а там (он кивнул головой на барский двор) шесть с полтиною. По рукам, что
ли?
- Четыре сереньких, - отвечал приказчик.
- Ну, три!
- Четыре сереньких без беленькой.
- Три, Николай Еремеич.
- С половиной три и уж ни копейки меньше.
- Три, Николай Еремеич.