Покойник, должно сознаться, престранным образом разорился: "хозяйственный
расчет" его сгубил. По его понятиям, дворянину не следовало зависеть от
купцов, горожан и тому подобных "разбойников", как он выражался; он завел у
себя всевозможные ремесла и мастерские. "И приличнее и дешевле, - говаривал
он, - хозяйственный расчет!" С этой пагубной мыслью он до конца жизни не
расстался; она-то его и разорила. Зато потешился! Ни в одной прихоти себе не
отказывал. Между прочими выдумками соорудил он однажды, по собственным
соображениям, такую огромную семейственную карету, что, несмотря на дружные
усилия согнанных со всего села крестьянских лошадей вместе с их владельцами,
она на первом же косогоре завалилась и рассыпалась. Еремей Лукич (Пантелеева
отца звали Еремеем Лукичом) приказал: памятник поставить на косогоре, а
впрочем, нисколько не смутился. Вздумал он также построить церковь,
разумеется, сам, без помощи архитектора. Сжег целый лес на кирпичи, заложил
фундамент огромный, хоть бы под губернский собор, вывел стены, начал сводить
купол: купол упал. Он опять - купол опять обрушился; он третий раз - купол
рухнул в третий раз. Призадумался мой Еремей Лукич: дело, думает, не
ладно... колдовство проклятое замешалось... да вдруг и прикажи перепороть
всех старых баб на деревне. Баб перепороли - а купол все-таки не свели. Избы
крестьянам по новому плану перестроивать начал, и все из хозяйственного
расчета; по три двора вместе ставил треугольником, а на середине воздвигал
шест с раскрашенной скворечницей и флагом. Каждый день, бывало, новую затею
придумывал то из лопуха суп варил, то лошадям хвосты стриг на картузы
дворовым людям, то лен собирался крапивой заменить, свиней кормить
грибами... Вычитал он однажды в "Московских ведомостях" статейку
харьковского помещика Хряка-Хруперского о пользе нравственности в
крестьянском быту и на другой же день отдал приказ всем крестьянам
немедленно выучить статью харьковского помещика наизусть. Крестьяне выучили
статью; барин спросил их: понимают ли они, что там написано? Приказчик
отвечал, что как, мол, не понять! Около того же времени повелел он всех
подданных своих, для порядка и хозяйственного расчета, перенумеровать и
каждому на воротнике нашить его нумер. При встрече с барином всяк, бывало,
так уж и кричит: такой-то нумер идет! а барин отвечает ласково: ступай с
Богом!
Однако, несмотря на порядок и хозяйственный расчет, Еремей Лукич
понемногу пришел в весьма затруднительное положение: начал сперва
закладывать свои деревеньки, а там и к продаже приступил; последнее
прадедовское гнездо, село с недостроенною церковью, продала уже казна, к
счастью, не при жизни Еремея Лукича, - он бы не вынес этого удара, - а две
недели после его кончины. Он успел умереть у себя в доме, на своей постели,
окруженный своими людьми и под надзором своего лекаря; но бедному Пантелею
досталось одно Бессоново.