- Дома барин? - спросил я.
- А Господь его знает! - отвечал малый. - Постучитесь.
Я соскочил с дрожек и подошел к крыльцу флигеля. Жилище господина
Чертопханова являло вид весьма печальный: бревна почернели и высунулись
вперед "брюхом", труба обвалилась, углы подопрели и покачнулись, небольшие
тускло-сизые окошечки невыразимо кисло поглядывали из-под косматой,
нахлобученной крыши: у иных старух-потаскушек бывают такие глаза. Я
постучался: никто не откликнулся. Однако мне за дверью слышались резко
произносимые слова:
- Аз, буки, веди; да ну же, дурак, - говорил сиплый голос, - аз, буки,
веди, глаголь... да нет! глаголь, добро, есть! есть!.. Ну же, дурак!
Я постучался в другой раз.
Тот же голос закричал:
- Войди, - кто там...
Я вошел в пустую маленькую переднюю и сквозь растворенную дверь увидал
самого Чертопханова. В засаленном бухарском халате, широких шароварах и
красной ермолке сидел он на стуле, одной рукой стискивал он молодому пуделю
морду, а в другой держал кусок хлеба над самым его носом.
- А! - проговорил он с достоинством и не трогаясь с места, - очень рад
вашему посещенью. Милости прошу садиться. А я вот с Вензором вожусь... Тихон
Иваныч, - прибавил он, возвысив голос, - пожалуй-ка сюда. Гость приехал.
- Сейчас, сейчас, - отвечал из соседней комнаты Тихон Иваныч. - Маша,
подай галстук.
Чертопханов снова обратился к Вензору и положил ему кусок хлеба на нос.
Я посмотрел кругом. В комнате, кроме раздвижного покоробленного стола на
тринадцати ножках неравной длины да четырех продавленных соломенных стульев,
не было никакой мебели; давным-давно выбеленные стены, с синими пятнами в
виде звезд, во многих местах облупились; между окнами висело разбитое и
тусклое зеркальце в огромной раме под красное дерево. По углам стояли чубуки
да ружья; с потолка спускались толстые и черные нити паутин.
- Аз, буки, веди, глаголь, добро, - медленно произносил Чертопханов и
вдруг неистово воскликнул: - Есть! есть! есть!.. Экое глупое животное!..
есть!..
Но злополучный пудель только вздрагивал и не решался разинуть рот; он
продолжал сидеть, поджавши болезненно хвост, и, скривив морду, уныло моргал
и щурился, словно говорил про себя: известно, воля ваша!
- Да ешь, на! пиль! - повторял неугомонный помещик.
- Вы его запугали, - заметил я.
- Ну, так прочь его!
Он пихнул его ногой. Бедняк поднялся тихо, сронил хлеб долой с носа и
пошел, словно на цыпочках, в переднюю, глубоко оскорбленный. И
действительно: чужой человек в первый раз приехал, а с ним вот как
поступают.
Дверь из другой комнаты осторожно скрипнула, и г. Недопюскин вошел,
приятно раскланиваясь и улыбаясь.
Я встал и поклонился.
- Не беспокойтесь, не беспокойтесь, - залепетал он.
Мы уселись. Чертопханов вышел в соседнюю комнату.
- Давно вы пожаловали в наши Палестины? - заговорил Недопюскин мягким
голосом, осторожно кашлянув в руку и, для приличья, подержав пальцы перед
губами.