Впрочем, в
других отношениях и Софрон и Аркадий Павлыч - оба не чуждались нововведений.
По возвращении в деревню бурмистр повел нас посмотреть веялку, недавно
выписанную им из Москвы. Веялка, точно, действовала хорошо, но если бы
Софрон знал, какая неприятность ожидала и его и барина на этой последней
прогулке, он, вероятно, остался бы с нами дома.
Вот что случилось. Выходя из сарая, увидали мы следующее зрелище. В
нескольких шагах от двери, подле грязной лужи, в которой беззаботно
плескались три утки, стояло на коленках два мужика: один - старик лет
шестидесяти, другой - малый лет двадцати, оба в замашных заплатанных
рубахах, на босу ногу и подпоясанные веревками. Земский Федосеич усердно
хлопотал около них и, вероятно, успел бы уговорить их удалиться, если б мы
замешкались в сарае, но, увидев нас, он вытянулся в струнку и замер на
месте. Тут же стоял староста с разинутым ртом и недоумевающими кулаками.
Аркадий Павлыч нахмурился, закусил губу и подошел к просителям. Оба молча
поклонились ему в ноги.
- Что вам надобно? о чем вы просите? - спросил он строгим голосом и
несколько в нос. (Мужики взглянули друг на друга и словечка не промолвили,
только прищурились, словно от солнца, да поскорей дышать стали.)
- Ну, что же? - продолжал Аркадий Павлыч и тотчас же обратился к
Софрону. - Из какой семьи?
- Из Тоболеевой семьи, - медленно отвечал бурмистр.
- Ну, что же вы? - заговорил опять г. Пеночкин. - Языков у вас нет, что
ли? Сказывай ты, чего тебе надобно? - прибавил он, качнув головой на
старика. - Да не бойся, дурак.
Старик вытянул свою темно-бурую, сморщенную шею, криво разинул
посиневшие губы, сиплым голосом произнес: "Заступись, государь!" - и снова
стукнул лбом в землю. Молодой мужик тоже поклонился. Аркадий Павлыч с
достоинством посмотрел на их затылки, закинул голову и расставил немного
ноги.
- Что такое? На кого ты жалуешься?
- Помилуй, государь! Дай вздохнуть... Замучены совсем. (Старик говорил
с трудом.)
- Кто тебя замучил?
- Да Софрон Яковлич, батюшка.
Аркадий Павлыч помолчал.
- Как тебя зовут?
- Антипом, батюшка.
- А это кто?
- А сынок мой, батюшка.
Аркадий Павлыч помолчал опять и усами повел.
- Ну, так чем же он тебя замучил? - заговорил он, глядя на старика
сквозь усы.
- Батюшка, разорил вконец. Двух сыновей, батюшка, без очереди в некруты
отдал, а теперя и третьего отнимает. Вчера, батюшка, последнюю коровушку со
двора свел и хозяйку мою избил - вон его милость. (Он указал на старосту.)
- Гм! - произнес Аркадий Павлыч.
- Не дай вконец разориться, кормилец.
Г-н Пеночкин нахмурился.
- Что же это, однако, значит? - спросил он бурмистра вполголоса и с
недовольным видом.
- Пьяный человек-с, - отвечал бурмистр, в первый раз употребляя
"слово-ер", - неработящий. Из недоимки не выходит вот уж пятый год-с.
- Софрон Яковлич за меня недоимку взнес, батюшка, - продолжал старик, -
вот пятый годочек пошел, как взнес, а как взнес - в кабалу меня и забрал,
батюшка, да вот и...
|