- Да, батюшка, Аркадий Павлыч, - продолжал неугомонный бурмистр, - как
же вы это? Сокрушаете вы меня совсем, батюшка; известить меня не изволили о
вашем приезде-то. Где же вы ночку-то проведете? Ведь тут нечистота, сор...
- Ничего, Софрон, ничего, - с улыбкой отвечал Аркадий Павлыч, - здесь
хорошо.
- Да ведь, отцы вы наши, - для кого хорошо? Для нашего брата, мужика,
хорошо; а ведь вы... ах вы, отцы мои, милостивцы, ах вы, отцы мои!..
Простите меня дурака, с ума спятил, ей-Богу, одурел вовсе.
Между тем подали ужин; Аркадий Павлыч начал кушать. Сына своего старик
прогнал - дескать, духоты напущаешь.
- Ну что, размежевался, старина? - спросил г-н Пеночкин, который явно
желал подделаться под мужицкую речь и мне подмигивал.
- Размежевались, батюшка, все твоею милостью. Третьего дня сказку
подписали. Хлыновские-то сначала поломались... поломались, отец, точно.
Требовали... требовали... и Бог знает, чего требовали; да ведь дурачье,
батюшка, народ глупый. А мы, батюшка, милостью твоею благодарность заявили и
Миколая Миколаича посредственника удоблетворили; все по твоему приказу
действовали, батюшка; как ты изволил приказать, так мы и действовали, и с
ведома Егора Дмитрича все действовали.
- Егор мне докладывал, - важно заметил Аркадий Павлыч.
- Как же, батюшка, Егор Дмитрич, как же.
- Ну, и стало быть, вы теперь довольны?
Софрон только того и ждал.
- Ах вы, отцы наши, милостивцы наши! - запел он опять... - Да помилуйте
вы меня... да ведь мы за вас, отцы наши, денно и нощно Господу Богу
молимся... Земли, конечно, маловато...
Пеночкин перебил его:
- Ну, хорошо, хорошо, Софрон, знаю, ты мне усердный слуга... А что, как
умолот?
Софрон вздохнул.
- Ну, отцы вы наши, умолот-то не больно хорош. Да что, батюшка Аркадий
Павлыч, позвольте вам доложить, дельно какое вышло. (Тут он приблизился,
разводя руками, к господину Пеночкину, нагнулся и прищурил один глаз.)
Мертвое тело на нашей земле оказалось.
- Как так?
- И сам ума не приложу, батюшка, отцы вы наши: видно, враг попутал. Да,
благо, подле чужой межи оказалось; а только, что греха таить, на нашей
земле. Я его тотчас на чужой-то клин и приказал стащить, пока можно было, да
караул приставил и своим заказал: молчать! - говорю. А становому на всякий
случай объяснил: вот какие порядки, говорю; да чайком его, да
благодарность... Ведь что, батюшка, думаете? Ведь осталось у чужаков на шее;
а ведь мертвое тело, что двести рублев - как калач.
Г-н Пеночкин много смеялся уловке своего бурмистра и несколько раз
сказал мне, указывая на него головой: "Quel gaillard, a?"*
______________
* Каков молодец, а? (франц.).

Между тем на дворе совсем стемнело; Аркадий Павлыч велел со стола
прибирать и сена принести. Камердинер постлал нам простыни, разложил
подушки; мы легли. Софрон ушел к себе, получив приказание на следующий день.