Вот поравнялись мы с телегой...
вдруг великан в полушубке прыг с нее долой - и прямо к нам!
Ничего-то он не сказал Филофею, но тот сам тотчас натянул вожжи...
Тарантас остановился.
Великан положил обе руки на дверцы и, наклонив вперед свою мохнатую
голову и осклабясь, произнес тихим, ровным голосом и фабричным говорком
следующее:
- Господин почтенный, едем мы с честного пирка, со свадебки; нашего
молодца, значит, женили; как есть, уложили; ребята у нас все молодые, головы
удалые - выпито было много, а опохмелиться нечем; то не будет ли ваша такая
милость, не пожалуете ли нам деньжонок самую чуточку, - так, чтобы по
косушке на брата? Выпили бы мы за ваше здоровье, помянули бы ваше
степенство; а не будет вашей к нам милости - ну, просим не осерчать!
"Что это такое? - подумалось мне... - Насмешка?.. Глумление?"
Великан продолжал стоять, понурив голову. В самый этот миг месяц
выбрался из тумана и осветил ему лицо. Оно ухмылялось, это лицо - и глазами
и губами. А угрозы на нем не видать... только словно все оно
насторожилось... и зубы такие белые да большие...
- Я с удовольствием... возьмите... - поспешно проговорил я и, достав
кошелек из кармана, вынул оттуда два целковых; в то время серебряные деньги
еще водились на Руси. - Вот, коли этого довольно.
- Много благодарны! - гаркнул по-солдатски великан, и толстые его
пальцы мигом выхватили у меня - не весь кошелек, а только те два рубля. -
Много благодарны! - Он встряхнул волосами, подбежал к телеге.
- Ребята! - крикнул он, - два целковых жалует нам господин проезжий! -
Те все вдруг как загогочут... Великан взвалился на облучок...
- Счастливо оставаться!
И только мы их и видели! Лошади подхватили, телега загремела в гору, -
вот еще раз мелькнула она на темной черте, отделявшей землю от неба,
завалилась и пропала.
Вот уж и стука, и крика, и бубенцов не слыхать...
Стала тишина мертвая.

Мы с Филофеем не вдруг опомнились.
- Ах ты, шут этакой! - промолвил он наконец и, сняв шляпу, начал
креститься. - Право, шут, - прибавил он и обернулся ко мне, весь радостный,
- А хороший должен быть человек - право. Но-но-но, махонькие!
поворачивайтесь! Целы будете! Все целы будем! Ведь это он проехать не давал;
он лошадьми-то правил. Экой шут парень! Но-но-но-ноо! с Бо-гам!
Я молчал - но и у меня хорошо стало на душе. "Целы будем! - повторил я
про себя и разлегся на сене. - Дешево отделались!"
Мне даже несколько совестно стало, зачем это я стих Жуковского
вспомнил.
Вдруг пришла мне в голову мысль:
- Филофей!
- Чего?
- Ты женат?
- Женат.
- И дети есть?
- Есть и дети.
- Как же ты об них не вспомнил? О лошадях пожалел - а о жене, о детях?
- Да чего их жалеть-то? Ведь ворам в руки они бы не попались. А в уме я
их все время держал - и теперь держу... во как. - Филофей помолчал. -
Может...