Сам-то он помер, и
старший сын теперь всем орудует. Человек - из глупых глупый, ну, однако,
отцовское добро протрясти еще не успел. Мы у него лошадьми раздобудемся.
Прикажите, я его приведу. Братья у него, слышно, ребята шустрые... а
все-таки он им голова.
- Почему же это так?
- А потому - старшой! Значит, младшие - покоряйся! - Тут Ермолай сильно
и непечатно отозвался о младших братьях вообще. - Я его приведу. Он простой.
С ним - да не сговориться?
Пока Ермолай ходил за "простым" человеком, мне пришло в голову: не
лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо
надеялся на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался
исполнить все мой поручения в течение одного дня - и пропадал целую неделю,
пропил все деньги и вернулся пеший - а поехал на беговых дрожках. Во-вторых,
у меня был в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь на место
охромевшего коренника.
"Решенное дело! - подумал я. - Съезжу сам; а спать можно и в дороге -
благо тарантас покойный".

- Привел! - воскликнул четверть часа спустя Ермолай, вваливаясь в избу.
Вслед за ним вошел рослый мужик в белой рубахе, синих портах и лаптях,
белобрысый, подслеповатый, с рыжей бородкой клинушком, длинным пухлым носом
и разинутым ртом. Он, точно, смотрел "простецом".
- Вот извольте, - промолвил Ермолай, - лошади у него есть, и он
согласен.
- То ись, значит, я... - заговорил мужик сиповатым голосом и с
запинкой, встряхивая свои жидкие волосы и перебирая пальцами околыш шапки,
которую держал в руках. - Я, значит...
- Как тебя зовут? - спросил я.
Мужик потупился и словно задумался.
- Как меня зовут-то?
- Да; как твое имя?
- А имя мне будет - Филофей.
- Ну вот что, братец Филофей; у тебя, я слышал, есть лошади. Приведи-ка
сюда тройку, мы их заложим в мой тарантас, - он у меня легкий, - и свези ты
меня в Тулу. Теперь ночь лунная, светло и ехать прохладно. Дорога у вас тут
какова?
- Дорога? Дорога - ничего. До большака верст двадцать будет - всего.
Одно есть местечко... неладное; а то ничего.
- Какое такое местечко неладное?
- А речку вброд переезжать надоть.
- Да разве вы сами в Тулу поедете? - осведомился Ермолай.
- Да, сам.
- Ну! - промолвил мой верный слуга и тряхнул головою. - Н-н-у! -
повторил он, сплюнул и вышел вон.
Поездка в Тулу, очевидно, уже не представляла ему ничего
привлекательного; она стала для него пустым и незанимательным делом.
- Ты дорогу хорошо знаешь? - обратился я к Филофею.
- Как нам дороги не знать! Только я, значит, воля ваша, не могу...
потому как же этак вдруг...
Оказалось, что Ермолай, нанимая Филофея, заявил ему, чтобы он не
сомневался, что ему, дураку, заплатят... и только! Филофей, хотя и дурак, -
по словам Ермолая, - не удовлетворился одним этим заявлением. Он запросил с
меня пятьдесят рублей ассигнациями - цену громадную; я предложил ему десять
рублей - цену низкую.