И в самом деле, не все ли ей равно, кто ее бить будет! Широколобые
помещики с крашеными усами и выражением достоинства на лице, в конфедератках
и камлотовых чуйках, надетых на один рукав, снисходительно заговаривали с
пузатыми купцами в пуховых шляпах и зеленых перчатках. Офицеры различных
полков толкались тут же; необыкновенно длинный кирасир, немецкого
происхождения, хладнокровно спрашивал у хромого барышника: сколько он желает
получить за сию рыжую лошадь? Белокурый гусарчик, лет девятнадцати, подбирал
пристяжную к поджарому иноходцу; ямщик в низкой шляпе, обвитой павлиньим
пером, в буром армяке и с кожаными рукавицами, засунутыми за узкий
зелененький кушак, искал коренника. Кучера заплетали лошадям своим хвосты,
мочили гривы и давали почтительные советы господам. Окончившие сделку
спешили в трактир или в кабак, смотря по состоянию... И все это возилось,
кричало, копошилось, ссорилось и мирилось, бранилось и смеялось в грязи по
колени. Мне хотелось купить тройку сносных лошадей для своей брички: мои
начинали отказываться. Я нашел двух, а третью не успел подобрать. После
обеда, которого описывать я не берусь (уже Эней знал, как неприятно
припоминать минувшее горе), отправился я в так называемую кофейную, куда
каждый вечер собирались ремонтеры, заводчики и другие приезжие. В
биллиардной комнате, затопленной свинцовыми волнами табачного дыма,
находилось человек двадцать. Тут были развязные молодые помещики в венгерках
и серых панталонах, с длинными висками и намасленными усиками, благородно и
смело взиравшие кругом; другое дворяне в казакинах, с необыкновенно
короткими шеями и заплывшими глазками, тут же мучительно сопели; купчики
сидели в стороне, как говорится, "на чуку"; офицеры свободно разговаривали
друг с другом. На биллиарде играл князь Н., молодой человек лет двадцати
двух, с веселым и несколько презрительным лицом, в сюртуке нараспашку,
красной шелковой рубахе и широких бархатных шароварах; играл он с отставным
поручиком Виктором Хлопаковым.
Отставной поручик Виктор Хлопаков, маленький, смугленький и худенький
человек лет тридцати, с черными волосиками, карими глазами и тупым
вздернутым носом, прилежно посещает выборы и ярмарки. Он подпрыгивает на
ходу, ухарски разводит округленными руками, шапку носит набекрень и
заворачивает рукава своего военного сюртука, подбитого сизым коленкором.
Господин Хлопаков обладает уменьем подделываться к богатым петербургским
шалунам, курит, пьет и в карты играет с ними, говорит им "ты". За что они
его жалуют, понять довольно мудрено. Он не умен, он даже не смешон: в шуты
он тоже не годится. Правда, с ним обращаются дружески-небрежно, как с
добрым, но пустым малым; якшаются с ним в течение двух-трех недель, а потом
вдруг и не кланяются с ним, и он сам уж не кланяется. Особенность поручика
Хлопакова состоит в том, что он в продолжение года, иногда двух, употребляет
постоянно одно и то же выражение, кстати и некстати, выражение нисколько не
забавное, но которое, Бог знает почему, всех смешит.