Потом сказал Александр
Владимирыч, что помещику грешно не заботиться о благосостоянии крестьян, что
крестьяне от Бога поручены, что, наконец, если здраво рассудить, их выгоды и
наши выгоды - все едино: им хорошо - нам хорошо, им худо - нам худо... и
что, следовательно, грешно и нерассудительно не соглашаться из пустяков... И
пошел, и пошел... Да ведь как говорил! за душу так и забирает... Дворяне-то
все носы повесили; я сам, ей-ей, чуть не прослезился. Право слово, в
старинных книгах таких речей не бывает... А чем кончилось? Сам четырех
десятин мохового болота не уступил и продать не захотел. Говорит: "Я это
болото своими людьми высушу и суконную фабрику на нем заведу, с
усовершенствованиями. Я, говорит, уж это место выбрал: у меня на этот счет
свои соображения..." И хоть бы это было справедливо, а то просто сосед
Александра Владимирыча, Карасиков Антон, поскупился королевскому приказчику
сто Рублев ассигнациями взнести. Так мы и разъехались, не сделавши дела. А
Александр Владимирыч по сих пор себя правым почитает и все о суконной
фабрике толкует, только к осушке болота не приступает.
- А как он в своем именье распоряжается?
- Все новые порядки вводит. Мужики не хвалят, - да их слушать нечего.
Хорошо поступает Александр Владимирыч.
- Как же это, Лука Петрович? Я думал, что вы придерживаетесь старины?
- Я - другое дело. Я ведь не дворянин и не помещик. Что мое за
хозяйство?.. Да я иначе и не умею. Стараюсь поступать по справедливости и по
закону - и то слава Богу! Молодые господа прежних порядков не любят: я их
хвалю... Пора за ум взяться. Только вот что горе: молодые господа больно
мудрят. С мужиком, как с куклой, поступают: повертят, повертят, поломают да
и бросят. И приказчик, крепостной человек, или управитель, из немецких
уроженцев, опять крестьянина в лапы заберет. И хотя бы один из молодых-то
господ пример подал, показал: вот, мол, как надо распоряжаться!.. Чем же это
кончится? Неужто ж я так и умру и новых порядков не увижу?.. Что за притча?
- Старое вымерло, а молодое не нарождается!
Я не знал, что отвечать Овсяникову. Он оглянулся, придвинулся ко мне
поближе и продолжал вполголоса:
- А слыхали про Василья Николаича Любозвонова?
- Нет, не слыхал.
- Растолкуйте мне, пожалуйста, что за чудеса такие? Ума не приложу. Его
же мужики рассказывали, да я их речей в толк не возьму. Человек он, вы
знаете, молодой, недавно после матери наследство получил. Вот приезжает к
себе в вотчину. Собрались мужички поглазеть на своего барина. Вышел к ним
Василий Николаич. Смотрят мужики - что за диво! - Ходит барин в плисовых
панталонах, словно кучер, а сапожки обул с оторочкой; рубаху красную надел и
кафтан тоже кучерской; бороду отпустил, а на голове така шапонька мудреная,
и лицо такое мудреное, - пьян, не пьян, а и не в своем уме. "Здорово,
говорит, ребята! Бог вам в помощь". Мужики ему в пояс, - только молча:
заробели, знаете.