Он повторил свой вопрос.
- Я не знал, что здесь запрещено стрелять, - отвечал я.
- Вы здесь, милостивый государь, - продолжал он, - на моей земле.
- Извольте, я уйду.
- А па-азвольте узнать, - возразил он, - я с дворянином имею честь
объясняться?
Я назвал себя.
- В таком случае извольте охотиться. Я сам дворянин и очень рад
услужить дворянину... А зовут меня Чертопхановым, Пантелеем.
Он нагнулся, гикнул, вытянул лошадь по шее; лошадь замотала головой,
взвилась на дыбы, бросилась в сторону и отдавила одной собаке лапу. Собака
пронзительно завизжала. Чертопханов закипел, зашипел, ударил лошадь кулаком
по голове между ушами, быстрее молнии соскочил наземь, осмотрел лапу у
собаки, поплевал на рану, пихнул ее ногою в бок, чтобы она не пищала,
уцепился за холку и вдел ногу в стремя. Лошадь задрала морду, подняла хвост
и бросилась боком в кусты; он за ней на одной ноге вприпрыжку, однако
наконец-таки попал в седло; как исступленный завертел нагайкой, затрубил в
рог и поскакал. Не успел я еще прийти в себя от неожиданного появления
Чертопханова, как вдруг, почти безо всякого шуму, выехал из кустов
толстенький человек лет сорока, на маленькой вороненькой лошаденке. Он
остановился, снял с головы зеленый кожаный картуз я тоненьким и мягким
голосом спросил меня, не видал ли я верхового на рыжей лошади? Я отвечал,
что видел.
- В какую сторону они изволили поехать? - продолжал он тем же голосом и
не надевая картуза.
- Туда-с.
- Покорнейше вас благодарю-с.
Он чмокнул губами, заболтал ногами по бокам лошаденки и поплелся рысцой
- трюхи, трюхи, - по указанному направлению. Я посмотрел ему вслед, пока его
рогатый картуз не скрылся за ветвями. Этот новый незнакомец наружностью
нисколько не походил на своего предшественника. Лицо его, пухлое и круглое,
как шар, выражало застенчивость, добродушие и кроткое смирение; нос, тоже
пухлый и круглый, испещренный синими жилками, изобличал сластолюбца. На
голове его спереди не оставалось ни одного волосика, сзади торчали жиденькие
русые косицы; глазки, словно осокой прорезанные, ласково мигали; сладко
улыбались красные и сочные губки. На нем был сюртук с стоячим воротником и
медными пуговицами, весьма поношенный, но чистый; суконные его панталончики
высоко вздернулись; над желтыми оторочками сапогов виднелись жирненькие
икры.
- Кто это? - спросил я Ермолая.
- Это? Недопюскин, Тихон Иваныч. У Чертопханова живет.
- Что он, бедный человек?
- Небогатый; да ведь и у Чертопханова-то гроша нет медного.
- Так зачем же он у него поселился?
- А, вишь, подружились. Друг без дружки никуда... Вот уж подлинно: куда
конь с копытом, туда и рак с клешней...
Мы вышли из кустов; вдруг подле нас "затякали" две гончие, и матерой
беляк покатил по овсам, уже довольно высоким. Вслед за ним выскочили из
опушки собаки, гончие и борзые, а вслед за собаками вылетел сам Чертопханов.