- Просите, просите извинения, - бормотали вокруг Штоппеля встревоженные
наследники, - он ведь такой сумасшедший, готов зарезать.
- Извините, извините, я не знал, - залепетал Штоппель, - я не знал...
- И у него проси! - возопил неугомонный Пантелей.
- Извините и вы, - прибавил Ростислав Адамыч, обращаясь к Недопюскину,
который сам дрожал, как в лихорадке.
Чертопханов успокоился, подошел к Тихону Иванычу, взял его за руку,
дерзко глянул кругом и, не встречая ни одного взора, торжественно, среди
глубокого молчания, вышел из комнаты вместе с новым владельцем
благоприобретенной деревни Бесселендеевки.
С того самого дня они уже более не расставались. (Деревня
Бесселендеевка отстояла всего на восемь верст от Бессонова.) Неограниченная
благодарность Недопюскина скоро перешла в подобострастное благоговение.
Слабый, мягкий и не совсем чистый Тихон склонялся во прах перед
безбоязненным и бескорыстным Пантелеем. "Легкое ли дело! - думал он иногда
про себя, - с губернатором говорит, прямо в глаза ему смотрит... вот те
Христос, - так и смотрит!"
Он удивлялся ему до недоумения, до изнеможения душевных сил, почитал
его человеком необыкновенным, умным, ученым. И то сказать, как ни было худо
воспитание Чертопханова, все же, в сравнении с воспитанием Тихона, оно могло
показаться блестящим. Чертопханов, правда, по-русски читал мало,
по-французски понимал плохо, до того плохо, что однажды на вопрос гувернера
из швейцарцев: "Vous parlez francais, monsieur?"* - отвечал: "Жэ не разумею,
- и, подумав немного, прибавил: - па"; но все-таки он помнил, что был на
свете Вольтер, преострый сочинитель, что французы с англичанами много
воевали и что Фридрих Великий, прусский король, на военном поприще тоже
отличался. Из русских писателей уважал он Державина, а любил Марлинского и
лучшего кобеля прозвал Аммалат-Беком...
______________
* Вы говорите по-французски, сударь? (франц.).

Несколько дней спустя после первой моей встречи с обоими приятелями
отправился я в сельцо Бессоново к Пантелею Еремеичу. Издали виднелся
небольшой его домик; он торчал на голом месте, в полуверсте от деревни, как
говорится, "на юру", словно ястреб на пашне. Вся усадьба Чертопханова
состояла из четырех ветхих срубов разной величины, а именно: из флигеля,
конюшни, сарая и бани. Каждый сруб сидел отдельно, сам по себе: ни забора
кругом, ни ворот не замечалось. Кучер мой остановился в недоумении у
полусгнившего и засоренного колодца. Возле сарая несколько худых и
взъерошенных борзых щенков терзали дохлую лошадь, вероятно Орбассана; один
из них поднял было окровавленную морду, полаял торопливо и снова принялся
глодать обнаженные ребра. Подле лошади стоял малый лет семнадцати, с пухлым
и желтым лицом, одетый казачком и босоногий; он с важностью посматривал на
собак, порученных его надзору, и изредка постегивал арапником самых алчных.