Я собрался было встать и снова попытать счастья, как
вдруг глаза мои остановились на неподвижном человеческом образе. Я
вгляделся: то была молодая крестьянская девушка. Она сидела в двадцати шагах
от меня, задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени; на одной из
них, до половины раскрытой, лежал густой пучок полевых цветов и при каждом
ее дыханье тихо скользил на клетчатую юбку. Чистая белая рубаха, застегнутая
у горла и кистей, ложилась короткими мягкими складками около ее стана;
крупные желтые бусы в два ряда спускались с шеи на грудь. Она была очень
недурна собою. Густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета
расходились двумя тщательно причесанными полукругами из-под узкой алой
повязки, надвинутой почти на самый лоб, белый, как слоновая кость; остальная
часть ее лица едва загорела тем золотистым загаром, который принимает одна
тонкая кожа. Я не мог видеть ее глаз - она их не поднимала; но я ясно видел
ее тонкие, высокие брови, ее длинные ресницы: они была влажны, и на одной из
ее щек блистал на солнце высохший след слезы, остановившейся у самых губ,
слегка побледневших. Вся ее головка была очень мила; даже немного толстый и
круглый нос ее не портил. Мне особенно нравилось выражение ее лица: так оно
было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоуменья перед
собственной грустью. Она, видимо, ждала кого-то; в лесу что-то слабо
хрустнуло: она тотчас подняла голову и оглянулась; в прозрачной тени быстро
блеснули передо мной ее глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани.
Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с
места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще
ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Веки ее покраснели,
горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц,
останавливаясь и лучисто сверкая на щеке. Так прошло довольно много времени;
бедная девушка не шевелилась, - лишь изредка тоскливо поводила руками и
слушала, все слушала... Снова что-то зашумело по лесу, - она встрепенулась.
Шум не переставал, становился явственней, приближался, послышались наконец
решительные, проворные шаги. Она выпрямилась и как будто оробела; ее
внимательный взор задрожал, зажегся ожиданьем. Сквозь чащу быстро замелькала
фигура мужчины. Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо
улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела,
смутилась - и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на
пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней.
Я с любопытством посмотрел на него из своей засады. Признаюсь, он не
произвел на меня приятного впечатления. Это был, по всем признакам,
избалованный камердинер молодого, богатого барина. Его одежда изобличала
притязание на вкус и щегольскую небрежность: на нем было коротенькое пальто
бронзового цвета, вероятно, с барского плеча, застегнутое доверху, розовый
галстучек с лиловыми кончиками и бархатный черный картуз с золотым галуном,
надвинутый на самые брови.