- Поедем со мною и станем вора того разыскивать!
- Да куда зе мы поедем?
- По ярмаркам, по большим трахтам, по малым трахтам, по конокрадам, по
городам, по деревням, по хуторам - всюду, всюду! А насчет денег ты не
беспокойся: я, брат, наследство получил! Последнюю копейку просажу - а уж
добуду своего друга! И не уйдет от нас казак, наш лиходей! Куда он - туда и
мы! Он под землю - и мы под землю! Он к дьяволу - а мы к самому сатане!
- Ну, зацем зе к сатане, - заметил жид, - можно и без него.
- Лейба! - подхватил Чертопханов, - Лейба, ты хотя еврей и вера твоя
поганая, а душа у тебя лучше иной христианской! Сжалься ты надо мною! Одному
мне ехать незачем, один я этого дела не обломаю. Я горячка - а ты голова,
золотая голова! Племя ваше уж такое: без науки все постигло! Ты, может,
сомневаешься: откуда, мол, у него деньги? Пойдем ко мне в комнату, я тебе и
деньги все покажу. Возьми их, крест с шеи возьми - только отдай мне
Малек-Аделя, отдай, отдай!
Чертопханов дрожал, как в лихорадке; пот градом катился с его лица и,
мешаясь со слезами, терялся в его усах. Он пожимал руки Лейбе, он умолял, он
чуть не целовал его...
Он пришел в исступление. Жид попытался было возражать, уверять, что ему
никак невозможно отлучиться, что у него дела... Куда! Чертопханов и слышать
ничего не хотел. Нечего было делать: согласился бедный Лейба.
На другой день Чертопханов вместе с Лейбой выехал из Бессонова на
крестьянской телеге. Жид являл вид несколько смущенный, держался одной рукой
за грядку и подпрыгивал всем своим дряблым телом на тряском сиденье; другую
руку он прижимал к пазухе, где у него лежала пачка ассигнаций, завернутых в
газетную бумагу; Чертопханов сидел как истукан, только глазами поводил
кругом и дышал полной грудью; за поясом у него торчал кинжал.
- Ну, злодей-разлучник, берегись теперь! - пробормотал он, выезжая на
большую дорогу.
Дом он свой поручил казачку Перфишке и бабе-стряпухе, глухой и старой
женщине, которую он призрел у себя из сострадания.
- Я к вам вернусь на Малек-Аделе, - крикнул он им на прощанье, - или уж
вовсе не вернусь!
- Ты бы хоть замуж за меня пошла, что ли! - сострил Перфишка, толкнув
стряпуху локтем в бок. - Все равно нам барина не дождаться, а то ведь со
скуки пропадешь!



IX



Минул год... целый год: никакой вести о Пантелее Еремеиче не доходило.
Стряпуха умерла; сам Перфишка собирался уже бросить дом да отправиться в
город, куда его сманивал двоюродный брат, живший подмастерьем у парикмахера,
- как вдруг распространился слух, что барин возвращается! Приходский дьякон
получил от самого Пантелея Еремеича письмо, в котором тот извещал его о
своем намерении прибыть в Бессоново и просил его предуведомить прислугу -
для устроения надлежащей встречи. Слова эти Перфишка донял так, что надо,
мол, хоть пыль немножечко постереть - впрочем, большой веры в справедливость
известия он не возымел; пришлось ему, однако, убедиться, что дьякон-то
сказал правду, когда, несколько дней спустя, Пантелей Еремеич сам,
собственной особой, появился на дворе усадьбы, верхом на Малек-Аделе.