Лиза подняла голову. Ее усталый, почти погасший взор остановился на
нем...
- Нет, - промолвила она и отвела назад уже протянутую руку, - нет,
Лаврецкий (она в первый раз так его называла), не дам я вам моей руки. К
чему? Отойдите, прошу вас. Вы знаете, я вас люблю... да, я люблю вас, -
прибавила она с усилием, - но нет... нет.
И она поднесла платок к своим губам.
- Дайте мне по крайней мере этот платок.
Дверь скрыпнула... Платок скользнул по коленям Лизы. Лаврецкий
подхватил его, прежде чем он успел упасть на пол, быстро сунул его в боковой
карман и, обернувшись, встретился глазами с Марфой Тимофеевной.
- Лизочка, мне кажется, тебя мать зовет, - промолвила старушка.
Лиза тотчас встала и ушла.
Марфа Тимофеевна опять села в свой уголок. Лаврецкий начал прощаться с
нею.
- Федя, - сказала она вдруг.
- Что, тетушка?
- Ты честный человек?
- Как?
- Я спрашиваю тебя: честный ли ты человек?
- Надеюсь, да.
- Гм. А дай мне честное слово, что ты честный человек.
- Извольте. Но к чему это?
- Уж я знаю, к чему. Да и ты, мой кормилец, коли подумаешь хорошенько,
ведь ты не глуп, сам поймешь, к чему я это у тебя спрашиваю. А теперь
прощай, батюшка. Спасибо, что навестил; а слово сказанное помни, Федя, да
поцелуй меня. Ох, душа моя, тяжело тебе, знаю; да ведь и всем не легко. Уж
на что я, бывало, завидовала мухам: вот, думала я, кому хорошо на свете
пожить; да услыхала раз ночью, как муха у паука в лапках ноет, - нет, думаю,
и на них есть гроза. Что делать, Федя; а слово свое все-таки помни. Ступай.
Лаврецкий вышел с заднего крыльца и уже приближался к воротам... Его
нагнал лакей.
- Марья Дмитриевна приказали просить вас к ней пожаловать, - доложил он
Лаврецкому.
- Скажи, братец, что я не могу теперь... - начал было Федор Иваныч.
- Приказали очинно просить, - продолжал лакей, - приказали сказать, что
они одни.
- А разве гости уехали? - спросил Лаврецкий.
- Точно так-с, - возразил лакей и осклабился. Лаврецкий пожал плечами и
отправился вслед за ним.


XLIII



Марья Дмитриевна сидела одна у себя в кабинете на вольтеровском кресле
и нюхала одеколон; стакан воды с флер-д'оранжем стоял возле нее на столике.
Она волновалась и как будто трусила.
Лаврецкий вошел.
- Вы желали меня видеть, - сказал он, холодно кланяясь.
- Да, - возразила Марья Дмитриевна и отпила немного воды. - Я узнала,
что вы прошли прямо к тетушке; я приказала вас просить к себе: мне нужно
переговорить с вами. Садитесь, пожалуйста. - Марья Дмитриевна перевела
дыхание. - Вы знаете, - продолжала она, - ваша жена приехала.
- Это мне известно, - промолвил Лаврецкий.
- Ну да, то есть я хотела сказать: она ко мне приехала, и я приняла ее;
вот о чем я хочу теперь объясниться с вами, Федор Иваныч. Я, слава богу,
заслужила, могу сказать, всеобщее уважение и ничего неприличного ни за что
на свете не сделаю.