не чета той: она бы не потребовала от меня постыдных жертв; она не
отвлекла бы меня от моих занятий; она бы сама воодушевила меня на честный,
строгий труд, и мы пошли бы оба вперед к прекрасной цели" (стр. 226). В этих
мечтах нет философии отречения, нет противопоставления понятий счастья и
долга, любви и "дела". Только вмешательство враждебных обстоятельств, косной
среды, антигуманных нравственных законов, категорий не вечных и подлежащих
изменению, заставляет Лаврецкого смириться. Но когда совершился, наконец,
перелом в его жизни, когда "он действительно перестал думать о собственном
счастье, своекорыстных целях", когда стал хорошим хозяином, он, почувствовав
себя конченым человеком, уже ушел с исторической сцены. В самой сюжетной
ситуации не утверждение, а критика аскетического самоотречения, и первым
доказательством этого служит написанный Тургеневым позднее роман "Накануне",
доказывающий возможность гармоничного сочетания чувства свободной любви и
гражданского долга.
Во многом предвосхитила образ Лизы Калитиной героиня повести Тургенева
"Ася": она напоминает Лизу и своей нравственной чистотой, и правдолюбием, и
способностью к сильным всепоглощающим страстям. И она, как Лиза Калитина,
воспитана в духе народных национальных традиций, и она мечтает "пойти
куда-нибудь далеко, на молитву, на трудный подвиг". Но, напоминая Асю, Лиза
Калитина не повторяет ее. Образ любимой героини Тургенева является развитием
заветных мыслей писателя, возникших еще в 1856 г., но значительно
усложнившихся в4 период создания "Дворянского гнезда". Тургенев не только
восхищается Лизой, но и судит ее. Он видит не только сильные стороны ее
нравственных убеждений, но и губительную силу воспитавших ее религиозных
устоев. Не только женственная, но и сильная, не только чувствующая, но и
размышляющая, Лиза уходит в монастырь, никому не принеся счастья своим
поступком. Более того, жестокая непреклонность ее религиозных убеждений
нравственно обезоруживает Лаврецкого. А между тем в характере Лизы заложены
силы, которые могли бы найти лучшее применение. Ее твердость духа и высокое
представление о долге граничат с непримиримостью и подвижничеством. Чуждая
эгоизма, она уходит в монастырь не только в порыве отчаяния за свою судьбу,
но и в надежде исправить зло на земле. Гражданские эти черты тесно связаны с
патриотизмом и демократизмом Лизы, с ее близостью к народной русской жизни
{С. М. Степняк-Кравчинский в предисловии к английскому переводу "Дворянского
гнезда" писал о Лизе как о натуре не выдающейся, но русской и милой сердцу
своей нравственной силой и красотой. Критик отмечал, что "в этой серьезной
девственной душе скрыты великие задатки будущего, и что страна, в которой
мужчины могут рассчитывать на поддержку таких женщин, имеет право надеяться
на лучшую долю" (Собрание сочинений, ч. VI. СПб., 1908, стр. 229).}. Не
случайно Тургенев так подробно рассказывает о детстве Лизы, о духовном
влиянии на нее крестьянской женщины Агафьи, которая воспитывала подрастающую
душу не сказками, а рассказами о житии "святых мучеников", которые "даже
царей не боялись".