Поставив перед
собой задачу "оправдать Тургенева и Писемского от упрека в славянофильстве",
Писарев напоминает о том, что Лаврецкий, мягкий и терпимый к глупостям и
подлостям других людей, не заслуживает порицания как личность гуманная, но
должен быть признан несостоятельным на поприще широкой деятельности ("Как
деятель, он - нуль"), по приговору самого Тургенева.
Тургенев далек, по мнению критика, от славянофильской точки зрения и
там, где он противополагает самородные полудикие натуры натурам,
обесцвеченным цивилизацией, не думая выхвалять один народ за счет другого и
лишь обнимая своим могучим синтезом все разнообразие явлений жизни. При этом
Писарев подчеркивает, что отношение Тургенева к явлениям современной жизни
носит преимущественно отрицательный характер {P Сл, 1861, Э 11, отд. II,
стр. 1-47.}.
В другой своей статье: "Женские типы в романах и повестях Писемского,
Тургенева и Гончарова" - Писарев развивает мысли предыдущей статьи на
примере женских судеб, выведенных Тургеневым в "Рудине", "Асе", "Фаусте",
"Дворянском гнезде" и "Накануне". Критик намеренно избирает аспект,
противоположный славянофильскому. Он предупреждает: "Я буду выбирать только
те личности, которые еще борются с жизнью и чего-нибудь от нее требуют.
Женщины, уже помирившиеся с известною долею, не войдут в мой обзор потому,
что они, собственно говоря, уже перестали жить" {P Сл, 1861, Э 12, отд. II,
стр. 9.}. Говоря об огромной нравственной силе тургеневских героинь,
поставленных в трагические отношения к действительности, к жестокому миру
господствующей морали, Писарев отмечает движение, которое совершает Тургенев
от умозрительной и мало связанной с задачами времени постановки этических
проблем к жизненно-конкретной и граждански значимой. Намекая на
"невозможность договориться до последнего слова" по цензурным соображениям,
Писарев пишет: "Лиза ближе Веры стоит к условиям нашей жизни; она вполне
правдоподобна; размеры ее личности совершенно обыкновенные; идеи и формы,
сдавливающие ее жизнь, знакомы как нельзя лучше каждому из наших читателей
по собственному горькому оиыту. Словом, задача, решенная Тургеневым в
абстракте в повести "Фауст", решается им в "Дворянском гнезде" в приложении
к нашей жизни" {P Сл, 1861, Э 12, отд. II, стр. 44.}.
Характерно, что новый общественный смысл, который приобрели в
"Дворянском гнезде" издавна волновавшие Тургенева проблемы счастья, долга,
смирения, был замечен не только в демократическом лагере. В статье "Нечто о
литературных мошках и букашках (по поводу героев г. Тургенева)"
представитель идеалистической критики М. Де-Пуле писал: "При внимательном
чтении "Дворянского гнезда.", это произведение представляет весьма заметный
перелом в авторской деятельности г. Тургенева. Лаврецкий смиряется перед
народностью, т. е. простонародностью, следовательно, низводится с
литературной высоты, на которой стоял и (что делать, сознаемся в своей
слабости!) должен стоять тот тип, которого он является представителем"
{"Время", 1861, Э 2, стр.