Strauch в
журнале "Prazske Noviny" ("Siechticke hnizdo").} В 1866 г. отрывки из этого
перевода вместе с пересказом всего произведения поместил А. Ламартин в XXII
томе своих "Семейных чтений о литературе" (Cours familier de litterature).
Отзывы французской критики о "Дворянском гнезде" были в общем
благоприятными. Маленькая заметка в. хронике "Русского архива"
свидетельствовала: "В последнее время появилось в иностранной литературе
довольно много переводов повестей И. С. Тургенева, и критика отзывается о
них с особенною похвалою. "Дворянское гнездо" (во франц. переводе "Une
Nichee de gentilshommes") после "Записок охотника" всего более понравилось
читателям" {"Русский архив", 1868, столб. 324-325.}. В последующие
десятилетия "Дворянское гнездо" также пользовалось известностью во Франции;
однако его ценили здесь менее, чем "Рудина" и, в особенности, чем более
поздние романы Тургенева ("Накануне", "Отцы и дети"), с их более яркой,
наглядной и понятной для зарубежных читателей общественной проблематикой.
Этическая направленность "Дворянского гнезда", изображенные в романе картины
из быта русских провинциальных помещиков, своеобразие его женских образов -
все это до конца века оставалось довольно чуждым французской критике и
читателям. Даже Э. - М. де Вогюэ, один из наиболее преданных Тургеневу
истолкователей его творчества, посвятивший "Дворянскому гнезду" несколько
страниц в своей широко известной во всей Европе книге "Русский роман",
сопровождал свои похвалы повествованию о любви Лаврецкого и Лизы Калитиной
некоторыми очень типичными оговорками. Считая, что "Дворянское гнездо" и
впредь будет составлять "одно из лучших оснований литературной славы
Тургенева", Вогюэ все же находил, что роман имеет и недостатки: экспозиция
его не столь удачна, как в "Рудине", родословные действующих лиц образуют
длинноты, ослабляющие интерес к его основному действию; только несравненное
искусство писателя спасает избранный им и обновленный им сюжет от близости к
схемам сентиментальных повестей начала века (к "добродетельным историям для
девиц во вкусе г-жи Коттень"). Впрочем, эпилог "Дворянского гнезда", по
мнению Вогюэ, "является и навсегда останется одним из образцов русской
литературы" {V-te E. M. de Vogue. Le roman russe. Paris, 1886, стр. 169,
172.}. В те же годы Н. С. Лескову казалось, что "добрая половина" типов
русских людей, изображенных русскими писателями, остается "непонятной и
неинтересной" зарубежным читателям. "Характеры тургеневских героев - и те
даже непонятны для французов", - утверждал Лесков и пояснял свою мысль
ссылкой именно на "Дворянское гнездо": "Французский критик, рассуждая о
последней сцене "Дворянского гнезда", понять не мог, как Лиза встречается с
Лаврецким, разбившим ее жизнь, и проходит, опустив глаза в землю, проходит
pas un mot... Да тут надо бы... тут можно бы... И действительно, будь
подобная сцена у французов, они придали бы ей настоящего жару" {A.