198). Вписываются, как уже говорилось, и
сцены споров Лаврецкого с Лизой, в которых она порицав! слабости Лаврецкого,
требует от него объяснения его поступков, вступает с ним в разговор о
христианстве, утверждает свое понятие долга.
Обещание Лизы помолиться за Лаврецкого первоначально вызывало у него
лишь реакцию "умиления" ее добротой. Затем Тургенев вставляет в текст
рассуждение Лизы о смерти в ее христианском осмыслении и слова об "умилении"
заменяет словами о "невольном удивлении" (стр. 210).
С каждой вставкой образ Лизы все усложняется и все полнее выражает
отношение Тургенева к ее нравственным исканиям.
Еще в Э57 году, в цитировавшемся выше письме к E. E. Ламберт, Тургенев,
говоря, что к героине новой его повести он был приведен "наблюдениями над
русской жизнью", добавлял: "...не скрываю от себя трудности моей задачи, но
не могу отклонить ее от себя" (Т, Письма, т. III, стр. 179).
Трудность заключалась в том, что мотивы, настойчиво звучавшие у
Тургенева в произведениях середины 50-х годов (смирение перед "неодолимыми"
стихиями природы и общественной жизни, культ самопожертвования в борьбе
между естественными стремлениями человека и веригами долга), вступили в
сложное противоречие с историческими условиями конца 50-х годов. В поисках
тех нравственных начал, которые способствовали, по его мнению, формированию
сильной и цельной, стойкой и самоотверженной натуры, Тургенев и в
"Дворянском гнезде" обращается к религии как к источнику национальных и
народных по своему характеру этических традиций, но как писатель-реалист он
не мог не видеть тех антиобщественных, реакционных тенденций, которые были
заложены в догмах христианской морали. Отсюда в романе столь контрастное
изображение народной и барской религиозности. Отсюда же те колебания в
авторском отношении к образу героини, которые так очевидны при сопоставлении
этических убеждений Лизы и Лаврецкого.
Называя "безверием" Лизино отречение от счастья, Лаврецкий всем своим
опытом убеждает Лизу исключить из понятия долга самопожертвование в любви.
"Поверьте мне - я имею право это говорить: я дорого заплатил за это право"
(стр. 222 - вписано). Так рассуждает человек, для которого проблема долга
является основной проблемой, а чувство веры - веры в истину, в высокий идеал
- основной потребностью. Только из этого примера видно, какой сдвиг
произошел в отношении Тургенева к тем вопросам, которые ставились и по-иному
разрешались в "Фаусте" и "Асе" {Ср. в "Фаусте" (стр. 50): "...жизнь не шутка
и не забава, жизнь даже не наслаждение... жизнь - тяжелый труд. Отречение,
отречение постоянное - вот ее тайный смысл, ее разгадка; не исполнение
любимых мыслей и мечтаний, как бы они возвышенны ни были, - исполнение
долга, вот о чем следует заботиться человеку; не наложив на себя цепей,
железных цепей долга, не может он дойти, не падая, до конца своего
поприща".}.
Лаврецкий не отказывается от счастья, он видит его в гармоническом
сочетании естественных влечений и общественно-полезной деятельности:
"...Лиза