Трудно не заметить сходства этих слов с характеристикой Михалевича в
романе, с описанием признаков и привычек его застарелой бедности: изношенной
одежды, неопрятности, жадности к еде. И все это - в сопоставлении с его
несокрушимым идеализмом и искренними заботами о судьбах человечества, о
собственном призвании (стр. 204). Важно отметить, что эти детали
характеристики Михалевича вписаны Тургеневым на полях рукописи.
Несомненна симпатия, с которой писатель относится к Михалевичу,
несмотря на смешные его черты. В статье мы находим объяснение и этой
особенности авторского отношения: "...в донкихотстве нам следовало бы
признать высокое начало самопожертвования, только схваченное с комической
стороны" ("чтобы гусей не дразнить", - добавляет автор в другом месте). По
мысли Тургенева, "крепость нравственного состава" Дон-Кихота придает
"особенную силу и величавость всем его суждениям и речам, всей его фигуре,
несмотря на комические и унизительные положения, в которые он беспрестанно
впадает". "Он знает в чем его дело, зачем он живет на земле, а это - главное
знание". На стороне Михалевича, энтузиаста и мечтателя, - силы прогресса,
"без них бы не развивалась история". И наконец еще одна деталь,
свидетельствующая о намеренном сопоставлении писателем Михалевича с
Дон-Кихотом. Глава о Михалевиче кончается, как известно, сентенцией о
доброте как важном элементе нравственного облика человека: "Будь только
человек добр - его никто отразить не может" (в рукописи первоначально было:
"Михалевич был добряк"). Статья -"Гамлет и Дон-Кихот" также завершается этой
мыслью применительно к Дон-Кихоту. Автор приводит в этой связи подлинное имя
своего героя Alonso ei Bueno, что и переводится как Алонзо добрый.
Другая значительная категория авторских вставок в текст романа
объединяется темой религии. Писатель делает множество вставок на полях
автографа и на отдельных страницах, касающихся идей христианской морали,
понятий смирения и долга, философских и культовых основ религии. Вставки эти
по содержанию распадаются на две разные части. Одна из них, теснее всего
связанная с образом Лизы Калитиной, оттеняем этическую сторону
религиозности, способствующей воспитанию нравственной цельности, твердости
убеждений, готовности к самопожертвованию во имя блага ближних, -
воспитывающей в конечном счете чувство родины. Характерны испещренные
вставками страницы, где описывается молитва обездоленных людей, ищущих в
церкви утешения (стр. 230, 281). Писатель дополнительно вводит в текст
диалог между Лаврецким и Лизой о значении религии в истории человечества, о
смысле христианства (стр. 210); делает большую вставку о патриотизме и
народолюбии Лизы (стр. 234), заключающую сцену спора Лаврецкого и Паншина
(весь монолог Паншина, обнаруживающий его прозрение к России и поверхностное
западничество, также вписан на полях автографа); вставлена мотивировка
решения Лизы уйти в монастырь ("Я все знаю, и свои грехи, и чужие, и как
папенька богатство наше нажил; я знаю все.