Он вернулся через два часа
и получил тот же ответ, причем лакей как-то косо посмотрел на него.
Лаврецкому показалось неприличным наведываться в тот же день в третий раз -
и он решился съездить в Васильевское, где у него без того были дела. На
дороге он строил различные планы, один прекраснее другого; но в сельце его
тетки на него напала грусть; он вступил в разговор с Антоном; у старика, как
нарочно, все невеселые мысли на уме были. Он рассказал Лаврецкому, как
Глафира Петровна перед смертью сама себя за руку укусила, - и, помолчав,
сказал со вздохом: "Всяк человек, барин-батюшка, сам себе на съедение
предан". Было уже поздно, когда Лаврецкий пустился в обратный путь.
Вчерашние звуки охватили его, образ Лизы восстал в его душе во всей своей
кроткой ясности; он умилился при мысли, что она его любит, - и подъехал к
своему городскому домику успокоенный и счастливый.
Первое, что поразило его при входе в переднюю, был запах пачули, весьма
ему противный; тут же стояли какие-то высокие сундуки и баулы. Лицо
выскочившего к нему навстречу камердинера показалось ему странным. Не
отдавая себе отчета в своих впечатлениях, переступил он порог гостиной...
Ему навстречу с дивана поднялась дама в черном шелковом платье с воланами и,
поднеся батистовый платок к бледному лицу, переступила несколько шагов,
склонила тщательно расчесанную душистую голову - и упала к его ногам... Тут
только он узнал ее: эта дама была его жена.
Дыхание у него захватило... Он прислонился к стене.
- Теодор, не прогоняйте меня! - сказала она по-французски, и голос ее
как ножом резанул его по сердцу.
Он глядел на нее бессмысленно и, однако, тотчас же невольно заметил,
что она и побелела и отекла.
- Теодор! - продолжала она, изредка вскидывая глазами и осторожно ломая
свои удивительно красивые пальцы с розовыми лощеными ногтями. - Теодор, я
перед вами виновата, глубоко виновата, - скажу более, я преступница; но вы
выслушайте меня, раскаяние меня мучит, я стала самой себе в тягость, я не
могла более переносить мое положение; сколько раз я думала обратиться к вам,
но я боялась вашего гнева; я решилась разорвать всякую связь с прошедшим...
puis, j'ai ete si malade, я была так больна, - прибавила она и провела рукой
по лбу и по щеке, - я воспользовалась распространившимся слухом о моей
смерти, я покинула все; не останавливаясь, день и ночь спешила я сюда; я
долго колебалась предстать пред вас, моего судью - paraitre devant vous, -
mon juge; но я решилась, наконец, вспомнив вашу всегдашнюю доброту, ехать к
вам; я узнала ваш адрес в Москве. Поверьте, - продолжала она, тихонько
поднимаясь с полу и садясь на самый край кресла, - я часто думала о смерти,
и я бы нашла в себе довольно мужества, чтобы лишить себя жизни - ах, жизнь
теперь для меня несносное бремя! - но мысль о моей дочери, о моей Адочке,
меня останавливала; она здесь, она спит в соседней комнате, бедный ребенок!
Она устала - вы ее увидите: она по крайней мере перед вами не виновата, а я
так несчастна, так несчастна! - воскликнула г-жа Лаврецкая и залилась
слезами.
|