Паншин скоро понял тайну светской
науки; он умел проникнуться действительным уважением к ее уставам, умел с
полунасмешливой важностью заниматься вздором и показать вид, что почитает
все важное за вздор; танцевал отлично, одевался по-английски. В короткое
время он прослыл одним из самых любезных и ловких молодых людей в
Петербурге. Паншин был действительно очень ловок, - не хуже отца; но он был
также очень даровит. Все ему далось: он мило пел, бойко рисовал, писал
стихи, весьма недурно играл на сцене. Ему всего пошел двадцать восьмой год,
а он был уже камер-юнкером и чин имел весьма изрядный. Паншин твердо верил в
себя, в свой ум, в свою проницательность; он шел вперед смело и (весело,
полным махом; жизнь его текла как по маслу. Он привык нравиться всем,
старому и малому, я воображал, что знает людей, особенно женщин: он хорошо
знал их обыденные слабости. Как человек не чуждый художеству, он чувствовал
в себе и жар, и некоторое увлечение, и восторженность, и вследствие этого
позволял себе разные отступления от правил: кутил, знакомился с лицами, не
принадлежавшими к свету, и вообще держался вольно и просто; но в душе он был
холоден и хитр, и во время самого буйного кутежа его умный карий глазок все
караулил и высматривал; этот смелый, этот свободный юноша никогда не мог
забыться и увлечься вполне. К чести его должно сказать, что он никогда не
хвастался своими победами. В дом Марьи Дмитриевны он попал тотчас по приезде
в О... и скоро освоился в нем совершенно. Марья Дмитриевна в нем души не
чаяла.
Паншин любезно раскланялся со всеми находившимися в комнате, пожал руку
у Марьи Дмитриевны и у Лизаветы Михайловны, слегка потрепал Гедеоновского по
плечу и, повернувшись на каблуках, поймал Леночку за голову и поцеловал ее в
лоб.
- И вы не боитесь ездить на такой злой лошади? - спросила его Марья
Дмитриевна.
- Помилуйте, она пресмирная; а вот, я доложу вам, чего я боюсь: я боюсь
играть в преферанс с Сергеем Петровичем; вчера у Беленицыных он обыграл меня
в пух.
Гедеоновский засмеялся тоненьким и подобострастным смехом: он заискивал
в молодом блестящем чиновнике из Петербурга, губернаторском любимце. В
разговорах своих с Марьей Дмитриевной он часто упоминал о замечательных
способностях Паншина. Ведь вот, рассуждал он, как не похвалить? И в высшей
сфере жизни успевает молодой человек, и служит примерно, и гордости ни
малейшей. Впрочем, Паншина и в Петербурге считали дельным чиновником: работа
кипела у него в руках; он говорил о ней шутя, как оно и следует светскому
человеку, не придающему особенного значения своим трудам, но был
"исполнитель". Начальники любят таких подчиненных; сам он не сомневался в
том, что, если захочет, будет со временем министром.
- Вы изволите говорить, что я обыграл вас, - промолвил Гедеоновский, -
а на прошлой неделе кто у меня выиграл двенадцать рублей? да еще...
- Злодей, злодей, - перебил его Паншин с ласковой, но чуть-чуть
презрительной небрежностью и, не обращая более на него внимания, подошел к
Лизе.