- Я совсем не с тем намерением... - возразила было Лиза - и
застыдилась.
- Вы добры, - повторил Лаврецкий. - Я топорный человек, а чувствую, что
все должны вас любить. Вот хоть бы Лемм; он просто влюблен в вас.
Брови у Лизы - не то чтобы нахмурились, а дрогнули; это с ней всегда
случалось, когда она слышала что-нибудь неприятное.
- Очень он мне был жалок сегодня, - подхватил Лаврецкий, - с своим
неудавшимся романсом. Быть молодым и не уметь - это сносно; но состариться и
не быть в силах - это тяжело. И ведь обидно то, что не чувствуешь, когда
уходят силы. Старику трудно переносить такие удары!.. Берегитесь, у вас
клюет... Говорят, - прибавил Лаврецкий, помолчав немного, - Владимир
Николаич написал очень милый романс.
- Да, - отвечала Лиза, - это безделка, но недурная.
- А как, по-вашему, - спросил Лаврецкий, - хороший он музыкант?
- Мне кажется, у него большие способности к музыке; но он до сих пор не
занимался ею как следует.
- Так. А человек он хороший?
Лиза засмеялась и быстро взглянула на Федора Иваныча.
- Какой странный вопрос! - воскликнула она, вытащила удочку и далеко
закинула ее снова.
- Отчего же странный? Я спрашиваю о нем у вас как человек, недавно сюда
приехавший, как родственник.
- Как родственник?
- Да. Ведь я вам, кажется, довожусь дядей?
- У Владимира Николаича доброе сердце, - заговорила Лиза, - он умен;
maman его очень любит.
- А вы его любите?
- Он хороший человек; отчего же мне его не любить?
- А! - промолвил Лаврецкий и умолк. Полупечальное, полунасмешливое
выражение промелькнуло у него на лице. Упорный взгляд его смущал Лизу, но
она продолжала улыбаться. - Ну, и дай бог им счастья! - пробормотал он,
наконец, как будто про себя, и отворотил голову.
Лиза покраснела.
- Вы ошибаетесь, Федор Иваныч, - сказала она, - вы напрасно думаете...
А разве вам Владимир Николаич не нравится? - спросила она вдруг.
- Не нравится.
- Отчего же?
- Мне кажется, сердца-то у него и нету.
Улыбка сошла с лица Лизы.
- Вы привыкли строго судить людей, - промолвила она после долгого
молчанья.
- Я? - Не думаю. Какое право имею я строго судить других, помилуйте,
когда я сам нуждаюсь в снисхождении? Или вы забыли, что надо мной один лени-
вый не смеется?.. А что, - прибавил он, - сдержали вы свое обещание?
- Какое?
- Помолились вы за меня?
- Да, я за вас молилась и молюсь каждый день. А вы, пожалуйста, не
говорите легко об этом.
Лаврецкий начал уверять Лизу, что ему это и в голову не приходило, что
он глубоко уважает всякие убеждения; потом он пустился толковать о религии,
о ее значении в истории человечества, о значении христианства...
- Христианином нужно быть, - заговорила не без некоторого усилия Лиза,
- не для того, чтобы познавать небесное... там... земное, а для того, что
каждый человек должен умереть.
Лаврецкий с невольным; удивлением поднял глаза на Лизу и встретил ее
взгляд.