- Вот мы и дома, - промолвил Николай Петрович, снимая картуз и
встряхивая волосами. - Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть.
- Поесть действительно не худо, - заметил, потягиваясь, Базаров и
опустился на диван.
- Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. - Николай Петрович без
всякой видимой причины потопал ногами. - Вот кстати и Прокофьич.
Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в
коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он
осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к
двери и положил руки за спину.
- Вот он, Прокофьич, - начал Николай Петрович, - приехал к нам
наконец... Что? как ты его находишь?
- В лучшем виде-с, - проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же
нахмурил свои густые брови. - На стол накрывать прикажете? - проговорил он
внушительно.
- Да, да, пожалуйста. Но не пройдете ли вы сперва в вашу комнату,
Евгений Васильич?
- Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда
стащить да вот эту одеженку, - прибавил он, снимая с себя свой балахон.
- Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с
недоумением, взял обеими руками базаровскую "одеженку" и, высоко подняв ее
над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдешь к себе на
минутку?
- Да, надо почиститься, - отвечал Аркадий и направился было к дверям,
но в это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в темный
английский съют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел
Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные
седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное,
но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и
легким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были
светлые, черные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и
породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от
земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов.
Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными
розовыми ногтями, - руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны
рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом, и подал ее племяннику.
Совершив предварительно европейское "shake hands"*, он три раза, по-русски,
поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до
его щек, и проговорил: "Добро пожаловать".
______________
* рукопожатие (англ.).

Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка
наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже
положил ее обратно в карман.
- Я уже думал, что вы не приедете сегодня, - заговорил он приятным
голосом, любезно покачиваясь, подергивая плечами и показывая прекрасные
белые зубы. - Разве что на дороге случилось?
- Ничего не случилось, - отвечал Аркадий, - так, замешкались немного.