- Отчего вы велели вашего маленького вынести? - заговорил, наконец,
Павел Петрович. - Я люблю детей: покажите-ка мне его.
Фенечка вся покраснела от смущения и от радости. Она боялась Павла
Петровича: он почти никогда не говорил с ней.
- Дуняша, - кликнула она, - принесите Митю (Фенечка всем в доме
говорила вы). А не то погодите; надо ему платьице надеть.
Фенечка направилась к двери.
- Да все равно, - заметил Павел Петрович.
- Я сейчас, - ответила Фенечка и проворно вышла.
Павел Петрович остался один и на этот раз с особенным вниманием
оглянулся кругом. Небольшая, низенькая комнатка, в которой он находился,
была очень чиста и уютна. В ней пахло недавно выкрашенным полом, ромашкой и
мелиссой. Вдоль стен стояли стулья с задками в виде лир; они были куплены
еще покойником генералом в Польше, во время похода; в одном углу возвышалась
кроватка под кисейным пологом, рядом с кованым сундуком с круглою крышкой. В
противоположном углу горела лампадка перед большим темным образом
Николая-чудотворца; крошечное фарфоровое яичко на красной ленте висело на
груди святого, прицепленное к сиянию; на окнах банки с прошлогодним
вареньем, тщательно завязанные, сквозили зеленым светом; на бумажных их
крышках сама Фенечка написала крупными буквами: "кружовник"; Николай
Петрович любил особенно это варенье. Под потолком, на длинном шнурке, висела
клетка с короткохвостым чижом; он беспрестанно чирикал и прыгал, и клетка
беспрестанно качалась и дрожала: конопляные зерна с легким стуком падали на
пол. В простенке, над небольшим комодом, висели довольно плохие
фотографические портреты Николая Петровича в разных положениях, сделанные
заезжим художником; тут же висела фотография самой Фенечки, совершенно не
удавшаяся: какое-то безглазое лицо напряженно улыбалось в темной рамочке, -
больше ничего нельзя было разобрать; а над Фенечкой - Ермолов, в бурке,
грозно хмурился на отдаленные Кавказские горы, из-под шелкового башмачка для
булавок, падавшего ему на самый лоб.
Прошло минут пять; в соседней комнате слышался шелест и шепот. Павел
Петрович взял с комода замасленную книгу, разрозненный том Стрельцов
Масальского, перевернул несколько страниц... Дверь отворилась, и вошла
Фенечка с Митей на руках. Она надела на него красную рубашечку с галуном на
вороте, причесала его волосики и утерла лицо: он дышал тяжело, порывался
всем телом и подергивал ручонками, как это делают все здоровые дети; но
щегольская рубашечка видимо на него подействовала: выражение удовольствия
отражалось на всей его пухлой фигурке. Фенечка и свои волосы привела в
порядок, и косынку надела получше, но она могла бы остаться, как была. И в
самом деле, есть ли на свете что-нибудь пленительнее молодой красивой матери
с здоровым ребенком на руках?
- Экой бутуз, - снисходительно проговорил Павел Петрович и пощекотал
двойной подбородок Мити концом длинного ногтя на указательном пальце;
ребенок уставился на чижа и засмеялся.
|