Но он робел
и волновался недолго; спокойствие Одинцовой сообщилось и ему: четверти часа
не прошло, как уж он свободно рассказывал о своем отце, дяде, о жизни в
Петербурге и в деревне. Одинцова слушала его с вежливым участием, слегка
раскрывая и закрывая веер; болтовня его прерывалась, когда ее выбирали
кавалеры; Ситников, между прочим, пригласил ее два раза. Она возвращалась,
садилась снова, брала веер, и даже грудь ее не дышала быстрее, а Аркадий
опять принимался болтать, весь проникнутый счастием находиться в ее
близости, говорить с ней, глядя в ее глаза, в ее прекрасный лоб, во все ее
милое, важное и умное лицо. Сама она говорила мало, но знание жизни
сказывалось в ее словах; по иным ее замечаниям Аркадий заключил, что эта
молодая женщина уже успела перечувствовать и передумать многое...
- С кем вы это стояли, - спросила она его, - когда господин Ситников
подвел вас ко мне?
- А вы его заметили? - спросил, в свою очередь, Аркадий. - Не правда
ли, какое у него славное лицо? Это некто Базаров, мой приятель.
Аркадий принялся говорить о "своем приятеле".
Он говорил о нем так подробно и с таким восторгом, что Одинцова
обернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Между тем мазурка
приближалась к концу. Аркадию стало жалко расстаться с своей дамой: он так
хорошо провел с ней около часа! Правда, он в течение всего этого времени
постоянно чувствовал, как будто она к нему снисходила, как будто ему
следовало быть ей благодарным... но молодые сердца не тяготятся этим
чувством.
Музыка умолкла.
- Merci, - промолвила Одинцова, вставая. - Вы обещали мне посетить
меня, привезите же с собой и вашего приятеля. Мне будет очень любопытно
видеть человека, который имеет смелость ни во что не верить.
Губернатор подошел к Одинцовой, объявил, что ужин готов, и с
озабоченным лицом подал ей руку. Уходя, она обернулась, чтобы в последний
раз улыбнуться и кивнуть Аркадию. Он низко поклонился, посмотрел ей вслед
(как строен показался ему ее стан, облитый сероватым блеском черного шелка!)
и, подумав: "В это мгновенье она уже забыла о моем существовании", -
почувствовал на душе какое-то изящное смирение...
- Ну что? - спросил Базаров Аркадия, как только тот вернулся к нему в
уголок, - получил удовольствие? Мне сейчас сказывал один барин, что эта
госпожа - ой-ой-ой; да барин-то, кажется, дурак. Ну, а по-твоему, что она,
точно - ой-ой-ой?
- Я этого определенья не совсем понимаю, - отвечал Аркадий.
- Вот еще! Какой невинный!
- В таком случае я не понимаю твоего барина. Одинцова очень мила -
бесспорно, но она так холодно и строго себя держит, что...
- В тихом омуте... ты знаешь! - подхватил Базаров. - Ты говоришь, она
холодна. В этом-то самый вкус и есть. Ведь ты любишь мороженое?
- Может быть, - пробормотал Аркадий, - я об этом судить не могу. Она
желает с тобой познакомиться и просила меня, чтоб я привез тебя к ней.