- А если я прав...
- И все-таки это ничего не доказывает.
- Именно ничего не доказывает, - повторил Аркадий с уверенностию
опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход
противника и потому нисколько не смутился.
- Как ничего не доказывает? - пробормотал изумленный Павел Петрович. -
Стало быть, вы идете против своего народа?
- А хоть бы и так? - воскликнул Базаров. - Народ полагает, что когда
гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне
соглашаться с ним? Да притом - он русский, а разве я сам не русский.
- Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за
русского признать не могу.
- Мой дед землю пахал, - с надменною гордостию отвечал Базаров. -
Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас - в вас или во мне - он
скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
- А вы говорите с ним и презираете его в то же время.
- Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое направление, а
кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым
народным духом, во имя которого вы так ратуете?
- Как же! Очень нужны нигилисты!
- Нужны ли они или нет - не нам решать. Ведь и вы считаете себя не
бесполезным.
- Господа, господа, пожалуйста, без личностей! - воскликнул Николай
Петрович и приподнялся.
Павел Петрович улыбнулся и, положив руку на плечо брату, заставил его
снова сесть.
- Не беспокойся, - промолвил он. - Я не позабудусь именно вследствие
того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин...
господин доктор. Позвольте, - продолжал он, обращаясь снова к Базарову, -
вы, может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это
воображаете. Материализм, который вы проповедуете, был уже не раз в ходу и
всегда оказывался несостоятельным...
- Опять иностранное слово! - перебил Базаров. Он начинал злиться, и
лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет. - Во-первых, мы ничего не
проповедуем; это не в наших привычках...
- Что же вы делаете?
- А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что
чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни
правильного суда...
- Ну да, да, вы обличители, - так, кажется, это называется. Со многими
из ваших обличений и я соглашаюсь, но...
- А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах
не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; мы увидали,
что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не
годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве,
бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о
чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит,
когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что
оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой
хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад
самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.