Изобразив на
лице своем презрительную насмешку и отпуская ядовитые замечания, он дерзко
поглядывал кругом и, казалось, чувствовал истинное наcлаждение. Вдруг лицо
его изменилось и, обернувшись к Аркадию, он, как бы с смущением, проговорил:
"Одинцова приехала".
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье,
остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки.
Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с
блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно,
именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного
нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то
ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
- Вы с ней знакомы? - спросил Аркадий Ситникова.
- Коротко. Хотите, я вас представлю?
- Пожалуй... после этой кадрили.
Базаров также обратил внимание на Одинцову.
- Это что за фигура? - проговорил он. - На остальных баб не похожа.
Дождавшись конца кадрили, Ситников подвел Аркадия к Одинцовой; но едва
ли он был коротко с ней знаком: и сам он запутался в речах своих, и она
глядела на него с некоторым изумлением. Однако лицо ее приняло радушное
выражение, когда она услышала фамилию Аркадия. Она спросила его, не сын ли
он Николая Петровича?
- Точно так.
- Я видела вашего батюшку два раза и много слышала о нем, - продолжала
она, - я очень рада с вами познакомиться.
В это мгновение подлетел к ней какой-то адъютант и пригласил ее на
кадриль. Она согласилась.
- Вы разве танцуете? - почтительно спросил Аркадий.
- Танцую. А вы почему думаете, что я не танцую? Или я вам кажусь
слишком стара?
- Помилуйте, как можно... Но в таком случае позвольте мне пригласить
вас на мазурку.
Одинцова снисходительно усмехнулась.
- Извольте, - сказал она и посмотрела на Аркадия не то чтобы свысока, а
так, как замужние сестры смотрят на очень молоденьких братьев.
Одинцова была немного старше Аркадия, ей пошел двадцать девятый год, но
в ее присутствии он чувствовал себя школьником, студентиком, точно разница
лет между ними была гораздо значительнее. Матвей Ильич приблизился к ней с
величественным видом и подобострастными речами. Аркадий отошел в сторону, но
продолжал наблюдать за нею: он не спускал с нее глаз и во время кадрили. Она
так же непринужденно разговаривала с своим танцором, как и с сановником,
тихо поводила головой и глазами, и раза два тихо засмеялась. Нос у ней был
немного толст, как почти у всех русских, и цвет кожи не был совершенно чист;
со всем тем Аркадий решил, что он еще никогда не встречал такой прелестной
женщины. Звук ее голоса не выходил у него из ушей; самые складки ее платья,
казалось, ложились у ней иначе, чем у других, стройнее и шире, и движения ее
были особенно плавны и естественны в одно и то же время.
Аркадий ощущал на сердце некоторую робость, когда, при первых звуках
мазурки, он усаживался возле своей дамы и, готовясь вступить в разговор,
только проводил рукой по волосам и не находил ни единого слова.