Она тебя любит, она - мать твоего сына.
Николай Петрович отступил на шаг и всплеснул руками.
- Ты это говоришь, Павел? ты, которого я считал всегда самым
непреклонным противником подобных браков! Ты это говоришь! Но разве ты не
знаешь, что единственно из уважения к тебе я не исполнил того, что ты так
справедливо назвал моим долгом!
- Напрасно ж ты уважал меня в этом случае, - возразил с унылою улыбкою
Павел Петрович. - Я начинаю думать, что Базаров был прав, когда упрекал меня
в аристократизме. Нет, милый брат, полно нам ломаться и думать о свете: мы
люди уже старые и смирные; пора нам отложить в сторону всякую суету. Именно,
как ты говоришь, станем исполнять наш долг; и посмотри, мы еще и счастье
получим в придачу.
Николай Петрович бросился обнимать своего брата.
- Ты мне окончательно открыл глаза! - воскликнул он. - Я недаром всегда
утверждал, что ты самый добрый и умный человек в мире; а теперь я вижу, что
ты такой же благоразумный, как и великодушный.
- Тише, тише, - перебил его Павел Петрович. - Не развереди ногу твоего
благоразумного брата, который под пятьдесят лет дрался на дуэли, как
прапорщик. Итак, это дело решенное: Фенечка будет моею... belle-soeur*.
______________
* свояченицей (франц.).

- Дорогой мой Павел! Но что скажет Аркадий?
- Аркадий? Он восторжествует, помилуй! Брак не в его принсипах, зато
чувство равенства будет в нем польщено. Да и действительно, что за касты au
dixneuvieme siecle?*
______________
* в девятнадцатом веке? (франц.).

- Ах, Павел, Павел! дай мне еще раз тебя поцеловать. Не бойся, я
осторожно.
Братья обнялись.
- Как ты полагаешь, не объявить ли ей твое намерение теперь же? -
спросил Павел Петрович.
- К чему спешить? - возразил Николай Петрович. - Разве у вас был
разговор?
- Разговор у нас? Quelle idee!*
______________
* Что за мысль! (франц.).

- Ну и прекрасно. Прежде всего выздоравливай, а это от нас не уйдет,
надо подумать хорошенько, сообразить...
- Но ведь ты решился?
- Конечно, решился и благодарю тебя от души. Я теперь тебя оставлю,
тебе надо отдохнуть; всякое волнение тебе вредно... Но мы еще потолкуем.
Засни, душа моя, и дай Бог тебе здоровья!
"За что он меня так благодарит? - подумал Павел Петрович, оставшись
один. - Как будто это не от него зависело! А я, как только он женится, уеду
куда-нибудь подальше, в Дрезден или во Флоренцию, и буду там жить, пока
околею".
Павел Петрович помочил себе лоб одеколоном и закрыл глаза. Освещенная
ярким дневным светом, его красивая, исхудалая голова лежала на белой
подушке, как голова мертвеца... Да он и был мертвец.



XXV



В Никольском, в саду, в тени высокого ясеня, сидели на дерновой
скамейке Катя с Аркадием; на земле возле них поместилась Фифи, придав своему
длинному телу тот изящный поворот, который у охотников слывет "русачьей
полежкой".