Появление пошлости
бывает часто полезно в жизни: оно ослабляет слишком высоко настроенные
струны, отрезвляет самоуверенные или самозабывчивые чувства, напоминая им
свое близкое родство с ними. С прибытием Ситникова все стало как-то тупее -
и проще; все даже поужинали плотней и разошлись спать получасом раньше
обыкновенного.
- Я могу тебе теперь повторить, - говорил, лежа в постели, Аркадий
Базарову, который тоже разделся, - то, что ты мне сказал однажды: "Отчего ты
так грустен? Верно, исполнил какой-нибудь священный долг?"
Между обоими молодыми людьми с некоторых пор установилось какое-то
лжеразвязное подтрунивание, что всегда служит признаком тайного
неудовольствия или невысказанных подозрений.
- Я завтра к батьке уезжаю, - проговорил Базаров.
Аркадий приподнялся и оперся на локоть. Он и удивился и почему-то
обрадовался.
- А! - промолвил он. - И ты от этого грустен?
Базаров зевнул.
- Много будешь знать, состареешься.
- А как же Анна Сергеевна? - продолжал Аркадий.
- Что такое Анна Сергеевна?
- Я хочу сказать: разве она тебя отпустит?
- Я у ней не нанимался.
Аркадий задумался, а Базаров лег и повернулся лицом к стене.
Прошло несколько минут в молчании.
- Евгений! - воскликнул вдруг Аркадий.
- Ну?
- Я завтра с тобой уеду тоже.
Базаров ничего не отвечал.
- Только я домой поеду, - продолжал Аркадий. - Мы вместе отправимся до
Хохловских выселков, а там ты возьмешь у Федота лошадей. Я бы с
удовольствием познакомился с твоими, да я боюсь и их стеснить и тебя. Ведь
ты потом опять приедешь к нам?
- Я у вас свои вещи оставил, - отозвался Базаров, не оборачиваясь.
"Зачем же он меня не спрашивает, почему я еду? и так же внезапно, как и
он? - подумал Аркадий. - В самом деле, зачем я еду, и зачем он едет?" -
продолжал он свои размышления. Он не мог отвечать удовлетворительно на
собственный вопрос, а сердце его наполнялось чем-то едким. Он чувствовал,
что тяжело ему будет расстаться с этою жизнью, к которой он так привык; но и
оставаться одному было как-то странно. "Что-то у них произошло, - рассуждал
он сам с собою, - зачем же я буду торчать перед нею после отъезда? Я ей
окончательно надоем; я и последнее потеряю". Он начал представлять себе Анну
Сергеевну, потом другие черты понемногу проступили сквозь красивый облик
молодой вдовы.
"Жаль и Кати!" - шепнул Аркадий в подушку, на которую уже капнула
слеза... Он вдруг вскинул волосами и громко промолвил:
- На какого черта этот глупец Ситников пожаловал?
Базаров сперва пошевелился на постели, а потом произнес следующее:
- Ты, брат, глуп еще, я вижу. Ситниковы нам необходимы. Мне, пойми ты
это, мне нужны подобные олухи. Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!..
"Эге, ге!.. - подумал про себя Аркадий, и тут только открылась ему на
миг вся бездонная пропасть базаровского самолюбия. - Мы, стало быть, с тобой
боги? то есть - ты бог, а олух уж не я ли?"
- Да, - повторил угрюмо Базаров, - ты еще глуп.