Но это было не трепетание
юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть
в нем билась, сильная и тяжелая - страсть, похожая на злобу и, быть может,
сродни ей... Одинцовой стало и страшно и жалко его.
- Евгений Васильич, - проговорила она, и невольная нежность зазвенела в
ее голосе.
Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор - и, схватив ее обе
руки, внезапно привлек ее к себе на грудь.
Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже
стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней...
- Вы меня не поняли, - прошептала она с торопливым испугом. Казалось,
шагни он еще раз, она бы вскрикнула... Базаров закусил губы и вышел.
Полчаса спустя служанка подала Анне Сергеевне записку от Базарова; она
состояла из одной только строчки: "Должен ли я сегодня уехать - или могу
остаться до завтра?" - "Зачем уезжать? Я вас не понимала - вы меня не
поняли", - ответила ему Анна Сергеевна, а сама подумала: "Я и себя не
понимала".
Она до обеда не показывалась и все ходила взад и вперед по своей
комнате, заложив руки назад, изредка останавливаясь то перед окном, то перед
зеркалом, и медленно проводила платком по шее, на которой ей все чудилось
горячее пятно. Она спрашивала себя, что заставляло ее "добиваться", по
выражению Базарова, его откровенности, и не подозревала ли она
чего-нибудь... "Я виновата, - промолвила она вслух, - но я это не могла
предвидеть". Она задумывалась и краснела, вспоминая почти зверское лицо
Базарова, когда он бросился к ней...
"Или?" - произнесла она вдруг, и остановилась, и тряхнула кудрями...
Она увидала себя в зеркале; ее назад закинутая голова с таинственною улыбкой
на полузакрытых, полураскрытых глазах и губах, казалось, говорила ей в этот
миг что-то такое, от чего она сама смутилась...
"Нет, - решила она наконец, - Бог знает, куда бы это повело, этим
нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете".
Ее спокойствие не было потрясено; но она опечалилась и даже всплакнула
раз, сама не зная отчего, только не от нанесенного оскорбления. Она не
чувствовала себя оскорбленною: она скорее чувствовала себя виноватою. Под
влиянием различных смутных чувств, сознания уходящей жизни, желания новизны
она заставила себя дойти до известной черты, заставила себя заглянуть за нее
- и увидала за ней даже не бездну, а пустоту... или безобразие.



XIX



Как ни владела собою Одинцова, как ни стояла выше всяких предрассудков,
но и ей было неловко, когда она явилась в столовую к обеду. Впрочем, он
прошел довольно благополучно. Порфирий Платоныч приехал, рассказал разные
анекдоты; он только что вернулся из города. Между прочим, он сообщил, что
губернатор, Бурдалу, приказал своим чиновникам по особым поручениям носить
шпоры, на случай если он пошлет их куда-нибудь, для скорости, верхом.
Аркадий вполголоса рассуждал с Катей и дипломатически прислуживался княжне.