ты
поступил умно; для нашей горькой, терпкой, бобыльной жизни ты не создан. В
тебе нет ни дерзости, ни злости, а есть молодая смелость да молодой задор;
для нашего дела это не годится. Ваш брат дворянин дальше благородного
смирения или благородного кипения дойти не может, а это пустяки. Вы,
например, не деретесь - и уж воображаете себя молодцами, - а мы драться
хотим. Да что! Наша пыль тебе глаза выест, наша грязь тебя замарает, да ты и
не дорос до нас, ты невольно любуешься собою, тебе приятно самого себя
бранить; а нам это скучно - нам других подавай! нам других ломать надо! Ты
славный малый; но ты все-таки мякенький, либеральный барич - э волату, как
выражается мой родитель.
- Ты навсегда прощаешься со мною, Евгений? - печально промолвил
Аркадий, - и у тебя нет других слов для меня?
Базаров почесал у себя в затылке.
- Есть, Аркадий, есть у меня другие слова, только я их не выскажу,
потому что это романтизм, - это значит: рассыропиться. А ты поскорее женись;
да своим гнездом обзаведись, да наделай детей побольше. Умницы они будут уже
потому, что вовремя они родятся, не то что мы с тобой. Эге! я вижу, лошади
готовы. Пора. Со всеми я простился... Ну что ж? обняться, что ли?
Аркадий бросился на шею к своему бывшему наставнику и другу, и слезы
так и брызнули у него из глаз.
- Что значит молодость! - произнес спокойно Базаров. - Да я на Катерину
Сергеевну надеюсь. Посмотри, как живо она тебя утешит!
- Прощай, брат! - сказал он Аркадию, уже взобравшись на телегу, и,
указав на пару галок, сидевших рядышком на крыше конюшни, прибавил: - Вот
тебе! изучай!
- Это что значит? - спросил Аркадий.
- Как? Разве ты так плох в естественной истории или забыл, что галка
самая почтенная, семейная птица? Тебе пример!.. Прощайте, синьор!
Телега задребезжала и покатилась.
Базаров сказал правду. Разговаривая вечером с Катей, Аркадий совершенно
позабыл о своем наставнике. Он уже начинал подчиняться ей, и Катя это
чувствовала и не удивлялась. Он должен был на следующий день ехать в
Марьино, к Николаю Петровичу. Анна Сергеевна не хотела стеснять молодых
людей и только для приличия не оставляла их слишком долго наедине. Она
великодушно удалила от них княжну, которую известие о предстоявшем браке
привело в слезливую ярость. Сначала Анна Сергеевна боялась, как бы зрелище
их счастия не показалось ей самой немного тягостным; но вышло совершенно
напротив: это зрелище не только не отягощало ее, оно ее занимало, оно ее
умилило наконец. Анна Сергеевна этому и обрадовалась и опечалилась. "Видно,
прав Базаров, - подумала она, - любопытство, одно любопытство, и любовь к
покою, и эгоизм..."
- Дети! - промолвила она громко, - что, любовь чувство напускное?
Но ни Катя, ни Аркадий ее даже не поняли. Они ее дичились; невольно
подслушанный разговор не выходил у них из головы. Впрочем, Анна Сергеевна
скоро успокоила их; и это было ей не трудно: она успокоилась сама.