Он состарился, поседел; сидеть по вечерам в
клубе, желчно скучать, равнодушно поспорить в холостом обществе стало для
него потребностию, - знак, как известно, плохой. О женитьбе он, разумеется,
и не думал. Десять лет прошло таким образом, бесцветно, бесплодно и быстро,
страшно быстро. Нигде время так не бежит, как в России; в тюрьме, говорят,
оно бежит еще скорей. Однажды, за обедом, в клубе, Павел Петрович узнал о
смерти княгини Р. Она скончалась в Париже, в состоянии близком к
помешательству. Он встал из-за стола и долго ходил по комнатам клуба,
останавливаясь как вкопанный близ карточных игроков, но не вернулся домой
раньше обыкновенного. Через несколько времени он получил пакет, адресованный
на его имя: в нем находилось данное им княгине кольцо. Она провела по
сфинксу крестообразную черту и велела ему сказать, что крест - вот разгадка.
Это случилось в начале 48-го года, в то самое время, когда Николай
Петрович, лишившись жены, приезжал в Петербург. Павел Петрович почти не
видался с братом с тех пор, как тот поселился в деревне: свадьба Николая
Петровича совпала с самыми первыми днями знакомства Павла Петровича с
княгиней. Вернувшись из-за границы, он отправился к нему с намерением
погостить у него месяца два, полюбоваться его счастием, но выжил у него одну
только неделю. Различие в положении обоих братьев было слишком велико. В
48-м году это различие уменьшилось: Николай Петрович потерял жену, Павел
Петрович потерял свои воспоминания; после смерти княгини он старался не
думать о ней. Но у Николая оставалось чувство правильно проведенной жизни,
сын вырастал на его глазах; Павел, напротив, одинокий холостяк, вступал в то
смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд,
похожих на сожаления, когда молодость прошла, а старость еще не настала.
Это время было труднее для Павла Петровича, чем для всякого другого:
потеряв свое прошедшее, он все потерял.
- Я не зову теперь тебя в Марьино, - сказал ему однажды Николай
Петрович (он назвал свою деревню этим именем в честь жены), - ты и при
покойнице там соскучился, а теперь ты, я думаю, там с тоски пропадешь.
- Я был еще глуп и суетлив тогда, - отвечал Павел Петрович, - с тех пор
я угомонился, если не поумнел. Теперь, напротив, если ты позволишь, я готов
навсегда у тебя поселиться.
Вместо ответа Николай Петрович обнял его; но полтора года прошло после
этого разговора, прежде чем Павел Петрович решился осуществить свое
намерение. Зато, поселившись однажды в деревне, он уже не покидал ее даже и
в те три зимы, которые Николай Петрович провел в Петербурге с сыном. Он стал
читать, все больше по-английски; он вообще всю жизнь свою устроил на
английский вкус, редко видался с соседями и выезжал только на выборы, где он
большею частию помалчивал, лишь изредка дразня и пугая помещиков старого
покроя либеральными выходками и не сближаясь с представителями нового
поколения.