Недели через две Арина Савишна (так звали новую
экономку) прибыла вместе с дочерью в Марьино и поселилась во флигельке.
Выбор Николая Петровича оказался удачным, Арина завела порядок в доме. О
Фенечке, которой тогда минул уже семнадцатый год, никто не говорил, и редкий
ее видел: она жила тихонько, скромненько, и только по воскресеньям Николай
Петрович замечал в приходской церкви, где-нибудь в сторонке, тонкий профиль
ее беленького лица. Так прошло более года.
В одно утро Арина явилась к нему в кабинет и, по обыкновению, низко
поклонившись, спросила его, не может ли он помочь ее дочке, которой искра из
печки попала в глаз. Николай Петрович, как все домоседы, занимался лечением
и даже выписал гомеопатическую аптечку. Он тотчас велел Арине привести
больную. Узнав, что барин ее зовет, Фенечка очень перетрусилась, однако
пошла за матерью. Николай Петрович подвел ее к окну и взял ее обеими руками
за голову. Рассмотрев хорошенько ее покрасневший и воспаленный глаз, он
прописал ей примочку, которую тут же сам составил, и, разорвав на части свой
платок, показал ей, как надо примачивать. Фенечка выслушала его и хотела
выйти. "Поцелуй же ручку у барина, глупенькая", - сказала ей Арина. Николай
Петрович не дал ей своей руки и, сконфузившись, сам поцеловал ее в
наклоненную голову, в пробор. Фенечкин глаз скоро выздоровел, но
впечатление, произведенное ею на Николая Петровича, прошло не скоро. Ему все
мерещилось это чистое, нежное, боязливо приподнятое лицо; он чувствовал под
ладонями рук своих эти мягкие волосы, видел эти невинные, слегка раскрытые
губы, из-за которых влажно блистали на солнце жемчужные зубки. Он начал с
большим вниманием глядеть на нее в церкви, старался заговаривать с нею.
Сначала она его дичилась и однажды, перед вечером, встретив его на узкой
тропинке, проложенной пешеходами через ржаное поле, зашла в высокую, густую
рожь, поросшую полынью и васильками, чтобы только не попасться ему на глаза.
Он увидал ее головку сквозь золотую сетку колосьев, откуда она высматривала,
как зверок, и ласково крикнул ей:
- Здравствуй, Фенечка! Я не кусаюсь.
- Здравствуйте, - прошептала она, не выходя из своей засады.
Понемногу она стала привыкать к нему, но все еще робела в его
присутствии, как вдруг ее мать Арина умерла от холеры. Куда было деваться
Фенечке? Она наследовала от своей матери любовь к порядку, рассудительность
и степенность; но она была так молода, так одинока; Николай Петрович был сам
такой добрый и скромный... Остальное досказывать нечего...
- Так-таки брат к тебе и вошел? - спрашивал ее Николай Петрович. -
Постучался и вошел?
- Да-с.
- Ну, это хорошо. Дай-ка мне покачать Митю.
И Николай Петрович начал его подбрасывать почти под самый потолок, к
великому удовольствию малютки и к немалому беспокойству матери, которая при
всяком его взлете протягивала руки к обнажавшимся его ножкам.
А Павел Петрович вернулся в свой изящный кабинет, оклеенный по стенам
красивыми обоями дикого цвета, с развешанным оружием на пестром персидском
ковре, с ореховою мебелью, обитой темно-зеленым трипом, с библиотекой
renaissance* из старого черного дуба, с бронзовыми статуэтками на
великолепном письменном столе, с камином...