прошел кризис.
- Эка, подумаешь! - промолвил Базаров, - слова-то что значит! Нашел
его, сказал: "кризис" - и утешен. Удивительное дело, как человек еще верит в
слова. Скажут ему, например, дурака и не прибьют, он опечалится; назовут его
умницей и денег ему не дадут - он почувствует удовольствие.
Эта маленькая речь Базарова, напоминавшая его прежние "выходки",
привела Василия Ивановича в умиление.
- Браво! прекрасно сказано, прекрасно! - воскликнул он, показывая вид,
что бьет в ладоши.
Базаров печально усмехнулся.
- Так как же, по-твоему, - промолвил он, - кризис прошел или наступил?
- Тебе лучше, вот что я вижу, вот что меня радует, - отвечал Василий
Иванович.
- Ну и прекрасно; радоваться всегда не худо. А к той, помнишь? послал?
- Послал, как же.
Перемена к лучшему продолжалась недолго. Приступы болезни
возобновились. Василий Иванович сидел подле Базарова. Казалось, какая-то
особенная мука терзала старика. Он несколько раз собирался говорить - и не
мог.
- Евгений! - произнес он наконец, - сын мой, дорогой мой, милый сын!
Это необычайное воззвание подействовало на Базарова... Он повернул
немного голову и, видимо стараясь выбиться из-под бремени давившего его
забытья, произнес:
- Что, мой отец?
- Евгений, - продолжал Василий Иванович и опустился на колени перед
Базаровым, хотя тот не раскрывал глаз и не мог его видеть. - Евгений, тебе
теперь лучше; ты, Бог даст, выздоровеешь, но воспользуйся этим временем,
утешь нас с матерью, исполни долг христианина! Каково-то мне это тебе
говорить, это ужасно; но еще ужаснее... ведь навек, Евгений... ты подумай,
каково-то...
Голос старика перервался, а по лицу его сына, хотя он и продолжал
лежать с закрытыми глазами, проползло что-то странное.
- Я не отказываюсь, если это может вас утешить, - промолвил он наконец,
- но мне кажется, спешить еще не к чему. Ты сам говоришь, что мне лучше.
- Лучше, Евгений, лучше; но кто знает, ведь это все в Божьей воле, а
исполнивши долг...
- Нет, я подожду, - перебил Базаров. - Я согласен с тобою, что наступил
кризис. А если мы с тобой ошиблись, что ж! ведь и беспамятных причащают.
- Помилуй, Евгений...
- Я подожду. А теперь я хочу спать. Не мешай мне.
И он положил голову на прежнее место.
Старик поднялся, сел на кресло и, взявшись за подбородок, стал кусать
себе пальцы...
Стук рессорного экипажа, тот стук, который так особенно заметен в
деревенской глуши, внезапно поразил его слух. Ближе, ближе катились легкие
колеса; вот уже послышалось фырканье лошадей... Василий Иванович вскочил и
бросился к окошку. На двор его домика, запряженная четверней, въезжала
двуместная карета. Не отдавая себе отчета, что бы это могло значить, в
порыве какой-то бессмысленной радости, он выбежал на крыльцо... Ливрейный
лакей отворял дверцы кареты; дама под черным вуалем, в черной мантилье,
выходила из нее...