- Батюшка, - сквозь слезы проговорила старушка, - имени и отчества не
имею чести знать...
- Аркадий Николаич, - с важностию, вполголоса, подсказал Василий
Иваныч.
- Извините меня, глупую. - Старушка высморкалась и, нагиная голову то
направо, то налево, тщательно утерла один глаз после другого. - Извините вы
меня. Ведь я так и думала, что умру, не дождусь моего го... о... о...
лубчика.
- А вот и дождались, сударыня, - подхватил Василий Иванович. - Танюшка,
- обратился он к босоногой девочке лет тринадцати, в ярко-красном ситцевом
платье, пугливо выглядывавшей из-за двери, - принеси барыне стакан воды, -
на подносе, слышишь? - а вас, господа, - прибавил он с какою-то старомодною
игривостью, - позвольте попросить в кабинет к отставному ветерану.
- Хоть еще разочек дай обнять себя, Енюшечка, - простонала Арина
Власьевна. Базаров нагнулся к ней. - Да какой же ты красавчик стал!
- Ну, красавчик не красавчик, - заметил Василий Иванович, - а мужчина,
как говорится: оммфе*. А теперь, я надеюсь, Арина Власьевна, что, насытив
свое материнское сердце, ты позаботишься о насыщении своих дорогих гостей,
потому что, тебе известно, соловья баснями кормить не следует.
______________
* настоящий мужчина (от франц. homme fait).

Старушка привстала с кресел.
- Сию минуту, Василий Иваныч, стол накрыт будет, сама в кухню сбегаю и
самовар поставить велю, все будет, все. Ведь три года его не видала, не
кормила, не поила, легко ли?
- Ну, смотри же, хозяюшка, хлопочи, не осрамись; а вас, господа, прошу
за мной пожаловать. Вот и Тимофеич явился к тебе на поклон, Евгений. И он,
чай, обрадовался, старый барбос. Что? ведь обрадовался, старый барбос?
Милости просим за мной.
И Василий Иванович суетливо пошел вперед, шаркая и шлепая стоптанными
туфлями.
Весь его домик состоял из шести крошечных комнат. Одна из них, та, куда
он привел наших приятелей, называлась кабинетом. Толстоногий стол,
заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами,
занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья,
нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет
Гуфеланда, вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный,
кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными
шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги,
коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная
электрическая машина.
- Я вас предупредил, любезный мой посетитель, - начал Василий Иваныч, -
что мы живем здесь, так сказать, на бивуаках...
- Да перестань, что ты извиняешься? - перебил Базаров. - Кирсанов очень
хорошо знает, что мы с тобой не Крезы и что у тебя не дворец. Куда мы его
поместим, вот вопрос?
- Помилуй, Евгений; там у меня во флигельке отличная комната: им там
очень хорошо будет.
- Так у тебя и флигелек завелся?
- Как же-с; где баня-с, - вмешался Тимофеич.