Утин обедняет ее содержание. "Смысл здесь - пишет он, - очевидно
тот же. Жизнь не любит шутить, а потому не" отдавайся ей, не живи, и ты
уйдешь от ее опасностей" (03, 1867, т. 173, э 7, кн. 2, отд. VI, стр. 54).
В 1870 г. Н. В. Шелгунов отозвался на выход в свет очередных томов
"Сочинений И. С. Тургенева" статьей "Неустранимая утрата". Свои общие
суждения о пессимистических мотивах в творчестве Тургенева, грустной
лирической тональности его таланта, чуткости писателя к человеческому горю,
мастерстве тонкого проникновения в женскую психологию Шелгунов подтверждает
и на разборе "Фауста". Характеризуя Веру Ельцову как натуру сильную, но
обреченную на гибель, и сравнивая ее судьбу с жизнью героинь других
произведений Тургенева, Шелгунов спрашивает: "Что ж это за горькая судьбина?
Что за преследующий фатализм? Где его корень? Отчего люди несчастны? Неужели
нет выхода?" "Тургенев, - по его словам, - не дает ответа на эти вопросы.
Ищите, догадывайтесь, спасайтесь, как знаете". И далее анализ повести он
заключает выводом: "Любовь - болезнь, химера, говорит Тургенев, от нее не
спасешься, и ни одна женщина не минует ее руки <...> Не силу активного
протеста вызывает у вас Тургенев, а возбуждает какое-то непримиряющееся
щемление, ищущее выхода в пассивном страдании, в молчаливом, горьком
протесте". С революционно-демократических позиций осуждает Шелгунов и призыв
в "Фаусте" к труду и отречению. "Жизнь есть труд, говорит Тургенев. Но разве
о здоровом труде говорит Павел Александрович? Его труд есть отчаяние
безнадежности, не жизнь, а смерть, не сила энергии, а упадок различных
сил..." ("Дело", 1870, э 6, стр. 14-16).
В 1875 г. С. А. Венгеров в одном из ранних своих трудов: "Русская
литература в ее современных представителях. Критико-биографический этюд. И.
С. Тургенев" - отвел специальную главу "Фаусту". В основу разбора повести
положена мысль о том, что нельзя "идти против естественного хода вещей, про-
тив нормального развития природных даров" (указ, соч., ч. II. СПб., 1875,
стр. 64). Поэтому ошибаются те "близорукие судьи", говорит Венгеров, которые
обвиняют героя повести в том, что он разрушил "счастье" Веры. "Когда-нибудь
должна же была бы произойти брешь в стене, отделяющей ее от
действительности. Следовательно, если не герой повести, то другой, третий
разыграли бы его роль и открыли бы глаза Вере Николаевне, до того завешанные
рукой заботливой матери" (там же, стр. 69 ). И вывод, к которому приходит
Венгеров, противостоит односторонним критическим суждениям об "аскетических"
идеях повести. "Печальным предостережением возвышается перед нами
симпатичная фигура Веры Ельцовой, увеличивая собою галерею привлекательных
женских портретов Тургенева. В ее лице защитники свободы человеческого
сердца могут почерпнуть гораздо более сильные доказательства, чем из всех
жоржзандовских романов, потому что ничто не действует на нас сильнее, чем
грустный финал, являющийся результатом известного нерационального явления"
(там же, стр.