Я стал наблюдать за нею. Она как будто
недоумевала; невеселая усмешка изредка трогала ее губы.
Приимков вышел. Она вдруг подняла голову и довольно громко спросила
меня:
- Что вы теперь намерены сделать?
Я смутился и торопливо, глухим голосом, отвечал, что намерен исполнить
долг честного человека - удалиться, "потому что, - прибавил я, - я вас
люблю, Вера Николаевна, вы, вероятно, давно это заметили". Она опять
наклонилась к канве и задумалась.
- Я должна переговорить с вами, - промолвила она, - приходите сегодня
вечером после чаю в наш домик... знаете, где вы читали "Фауста".
Она сказала это так внятно, что я и теперь не постигаю, каким образом
Приимков, который в это самое мгновенье входил в комнату, не слыхал ничего.
Тихо, томительно тихо прошел этот день. Вера иногда озиралась с таким
выражением, как будто спрашивала себя: не во сне ли она? И в то же время на
лице ее была написана решимость. А я... я не мог прийти в себя. Вера меня
любит! Эти слова беспрестанно вращались в моем уме; но я не понимал их, - ни
себя не понимал я, ни ее. Я не верил такому неожиданному, такому
потрясающему счастию; с усилием припоминал прошедшее и тоже глядел, говорил,
как во сне...
После чаю, когда я уже начинал думать о том, как бы незаметно
выскользнуть из дома, она сама вдруг объявила, что хочет идти гулять, и
предложила мне проводить ее. Я встал, взял шляпу и побрел за ней. Я не смел
заговорить, я едва дышал, я ждал ее первого слова, ждал объяснений; но она
молчала. Молча дошли мы до китайского домика, молча вошли в него, и тут - я
до сих пор не знаю, не могу понять, как это сделалось - мы внезапно
очутились в объятиях друг друга. Какая-то невидимая сила бросила меня к ней,
ее - ко мне. При потухающем свете дня ее лицо, с закинутыми назад кудрями,
мгновенно озарилось улыбкой самозабвения и неги, и наши губы слились ?
поцелуй...
Этот поцелуй был первым и последним.
Вера вдруг вырвалась из рук моих и, с выражением ужаса в расширенных
глазах, отшатнулась назад...
- Оглянитесь, - сказала она мне дрожащим голосом, - вы ничего не
видите? Я быстро обернулся.
- Ничего. А вы разве что-нибудь видите?
- Теперь не вижу, а видела. Она глубоко и редко дышала.
- Кого? что?
- Мою мать, - медленно проговорила она и затрепетала вся.
Я тоже вздрогнул, словно холодом меня обдало. Мне вдруг стало жутко,
как преступнику. Да разве я не был преступником в это мгновенье?
- Полноте! - начал я, - что вы это? Скажите мне лучше...
- Нет, ради бога, нет! - перебила она и схватила себя за голову. - Это
сумасшествие... Я с ума схожу... Этим шутить нельзя - это смерть...
Прощайте...
Я протянул к ней руки.
- Остановитесь, ради бога, на мгновение, - воскликнул я с невольным
порывом. Я не знал, что говорил, и едва держался на ногах. - Ради бога...
ведь это жестоко.
Она взглянула на меня.
- Завтра, завтра вечером, - проговорила она, - не сегодня, прошу вас...
уезжайте