сегодня... завтра вечером приходите к калитке сада, возле озера. Я
там буду, я приду... я клянусь тебе, что приду, - прибавила она с
увлечением, и глаза ее блеснули, - кто бы ни останавливал меня, клянусь! Я
все скажу тебе, только пусти меня сегодня.
И, прежде чем я мог промолвить слово, она исчезла.
Потрясенный до основания, я остался на месте. Голова моя кружилась.
Сквозь безумную радость, наполнявшую все мое существо, прокрадывалось
тоскливое чувство... Я оглянулся. Страшна мне показалась глухая сырая
комната, в которой я стоял, с ее низким сводом и темными стенами.
Я вышел вон и направился тяжелыми шагами к дому. Вера дожидалась меня
на террасе; она вошла в дом, как только я приблизился, и тотчас же удалилась
к себе в спальню.
Я уехал.
Как я провел ночь и следующий день до вечера - этого передать нельзя.
Помню только, что я лежал ничком, спрятав лицо в руки, вспоминал ее улыбку
перед поцелуем, шептал: "Вот она, наконец..."
Вспоминал я также слова Ельцовой, переданные мне Верой. Она ей сказала
однажды: "Ты как лед: пока не растаешь, крепка, как камень, а растаешь, и
следа от тебя не останется".
Еще вот что мне приходило на память: мы как-то толковали с Верой о том.
что значит уменье, талант.
- Я умею только одно, - сказала она, - молчать до последней минуты.
Я тогда ничего не понимал.
"Но что значит ее испуг?.. - спрашивал я себя. - Неужели она точно
видела Ельцову? Воображение!" - думал я и снова предавался ощущениям
ожидания.
В тот же день я написал тебе - с какими мыслями, жутко вспомнить - то
лукавое письмо.
Вечером - солнце еще не садилось - я уже стоял шагах в пятидесяти от
калитки сада, в высоком и густом лознике на берегу озера. Я из дому пришел
пешком. Сознаюсь к стыду моему: страх, страх самый малодушный наполнял мою
грудь, я беспрестанно вздрагивал... но я не чувствовал раскаяния.
Спрятавшись между ветвями, я неотступно глядел на калитку. Она не
растворялась. Вот село солнце, вот завечерело; вот уже звезды выступили, и
небо почернело. Никто не показывался. Лихорадка меня била. Наступила ночь. Я
не мог терпеть долее, осторожно вышел из лозника и подкрался к калитке. Все
было тихо в саду. Я кликнул шепотом Веру, кликнул в другой раз, в третий...
Ничей голос не отозвался. Прошло еще полчаса, прошел час; совсем темно
стало. Ожидание меня истомило; я потянул к себе калитку, разом отворил ее и
на цыпочках, словно вор, направился к дому. Я остановился в тени лип.
В доме почти все окна были освещены; люди ходили взад и вперед но
комнатам. Это удивило меня: часы мои, сколько я мог различить при тусклом
свете звезд, показывали половину двенадцатого. Вдруг раздался " стук за
домом: экипаж съезжал со двора.
"Видно, гости", - подумал я. Потеряв всякую надежду видеть Веру, я
выбрался из сада и проворными шагами пошел домой. Ночь была темная,
сентябрьская, но теплая и без ветра.