Дела у него было немного; вся обязанность его состояла в
том, чтобы двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой,
натаскать и наколоть дров для кухни и дома да чужих не пускать и по ночам
караулить. И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у
него никогда ни щепок не валялось, ни сору; застрянет ли в грязную пору
где-нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка, он
только двинет плечом-и не только телегу, самое лошадь спихнет с места; дрова
ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все
стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после того, как он
однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так
стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в околотке очень стали
уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто
незнакомые люди, при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него,
как будто он мог слышать их крики. Со всей остальной челядью Герасим
находился в отношениях не то чтобы приятельских,-они его побаивались,-а
коротких: он считал их за своих. Они с ним объяснялись знаками, и он их
понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои тоже знал, и уже
никто не смел садиться на его место в застолице. Вообще Герасим был нрава
строгого и серьезного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели
драться, а то беда! увидиг, тотчас схватит за ноги, повертит раз десять на
воздухе колесом и бросит врозь. На дворе у барыни водились тоже гуси; но
гусь, известно, птица важная и рассудительная; Герасим чувствовал к ним
уважение, ходил за ними и кормил их; он сам смахивал на степенного гусака.
Ему отвели над кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу:
соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, истинно
богатырскую кровать;
сто пудов можно было положить на нее- не погнулась бы;
под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же
крепкого свойства, а возле столика-стул на трех ножках,, да такой прочный и
приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнется.
Каморка запиралась на замок, напоминавший своим видом калач, только черный;
ключ от этого замка Герасим всегда носил с собой на пояске. Он не любил,
чтобы к нему ходили.
Так прошел год, по окончании которого с Герасимом случилось небольшое
происшествие.
Старая барыня, у которой он жил в дворниках, во всем следовала древним
обычаям и прислугу держала многочисленную: в доме у ней находились не только
прачки, швеи, столяры, портные и портнихи,- был даже один шорник, он же
считался ветеринарным врачом и лекарем для людей, был домашний лекарь для
госпожи, был, наконец, один ба-шмачник, по имени Капитон Климов, пьяница
горький. Климов почитал себя существом обиженным и не оцененным по
достоинству, человеком образованным и столичным, которому не в Москве бы
жить, без дела, в каком-то захолустье, и если пил, как он сам выражался с
расстановкой и стуча себя в грудь, то пил уже именно с горя.