На другое утро она велела позвать Гаарилу часом ранее
обыкновенного.
- Скажи, пожалуйста,- начала она, как только тот, не без некоторого
внутреннего лепетания, переступил порог ее кабинета,- что это за собака у
нас на дворе всю ночь лаяла? мне спать не дала!
- Собака-с... какая-с... может быть, немого собака-с,- произнес он не
совсем твердым голосом.
- Не знаю, немого ли, другого ли кого, только спать мне не дала. Да я и
удивляюсь, на что такая пропасть собак! Желаю знать. Ведь есть у нас дворная
собака? . .
- Как же-с, есть-с. Волчок-с.
- Ну, чего еще, на что нам еще собака? Только одни беспорядки заводить.
Старшего нет в доме-вот что. И на что немому собака? Кто ему позволил собак
у меня на дворе держать? Вчера я подошла к окну, а она в палисаднике лежит,
какую-то мерзость притащила, грызет-а у меня там розы посажены...
Барыня помолчала.
- Чтоб ее сегодня же здесь не было... слышишь?
- Слушаю-с.
- Сегодня же. А теперь ступай. К докладу я тебя потом позову.
Гаврила вышел.
Проходя через гостиную, дворецкий для порядка переставил колокольчик с
одного стола на другой, втихомолочку высморкал в зале свой утиный нос и
вышел в переднюю. В передней на конике спал Степан, в положении^убйтого
воина на батальной картине, судорожно вытянув обнаженные ноги из-под
сюртука, служившего ему вместо одеялй: Дворецкий растолкал его и вполголоса
сообщил ему какое-то приказание, на которое Степан отвечал полузевком,
полухохотом. Дворецкий удалился, а Степан вскочил, натянул на себя кафтан и
сапоги, вышел и остановился у крыльца. Не прошло пяти минут, как появился
Герасим с огромной вязанкой дров за спиной, в сопровождении неразлучной
Муму. (Барыня свою спальню и кабинет приказывала протапливать даже летом.)"
Герасим стал боком перед дверью, толкнул ее плечом и ввалился в дом с своей
ношей. Муму, по обыкновению, осталась его дожидаться. Тогда Степан, улучив
удобное мгновение, внезапно бросился' на нее, как коршун на цыпленка,
придавил ее грудью к земле, сгреб в охапку и, не надев даже картуза, выбежал
с нею на двор, сел на первого попавшегося извозчика и поскакал в Охотный
ряд. Там он скоро отыскал покупщика, которому уступил ее за полтинник, с тем
только, чтобы он по крайней мере неделю продержал ее на привязи, и тотчас
вернулся; но, не доезжая до дому, слез с извозчика и, обойдя двор кругом, с
заднего переулка, через забор перескочил на двор; в калитку-то он побоялся
идти, как бы не встретить Герасима.
Впрочем, его беспокойство было напрасно: Герасима уже не было на дворе.
Выйдя из дому, он тотчас хватился Муму;
он еще не помнил, чтоб она когда-нибудь не дождалась его возвращения,
стал повсюду бегать, искать ее, кликать по-своему... бросился в свою
каморку, на сеновал, выскочил на улицу-туда-сюда... Пропала! Он обратился к
людям, с самыми отчаянными знаками спрашивал о ней, показывая на пол-ар<
шина от земли, рисовал ее руками...